Самоуправление в Черноморском казачьем войске с конца XVIII в. по 1860 г.

Список использованных источников и литературы

1.Организация власти и управления на Кубани

После падения Запорожской Сечи казаки разбрелись по территории Малороссии. В 1780 году, объезжая подвластные земли, князь Г. Потемкин замечал, что многие пространства границ России с Турцией, Крымом и Польшей слабо укреплены. Тогда-то он и вспомнил о бывшем «вольном товариществе», которое цепью аванпостов закрывало весь Юг России от неприятеля. Возникла необходимость его восстановления. С этой целью 1 июля 1783 года вышла следующая прокламация: «...кои в бывшем войске Запорожском служил и... приглашать из них охотников к служению в казачьем звании...»384. К 1784 году собралось 5300 человек «самого отличного воинства», которые изъявляли желание быть принятыми на службу385. Войско строилось по образцу Донского и получило название Черноморского. В 1787 году из него уже составили конвой императрицы при ее посещении южных регионов России, и они «восхищали всех своею ловкостью и молодечеством». Начавшаяся война с Турцией 1787-1791 годов показала, насколько нужны были казачьи отряды. Генерал Дашков писал: «Казаки Черноморские, движимые духом усердия...в различных действиях против неприятеля, многими мужественными подвигами оказали опыты отличной своей храбрости и соревнования на пользу службы». На этой войне казаки потеряли первого черноморского кошевого С. Белого, вместо него был назначен 3. Чепега. С 1784 по 1792 годы бывшие запорожцы обращались к центральной власти с просьбой об определении места для совместного проживания, несколько раз отправляли делегации в Санкт-Петербург.

Наконец, в 1790 году Черноморскому войску была отведена земля между реками Днестром и Бугом, здесь казаки основали 25 поселений и множество хуторов. Административный центр располагался в селении Слободзе, где находились атаман, судья, писарь, есаул. Учреждены были также три паланки: Березанская, Поднестрянская, Кинбурнская. Прожили здесь казаки недолго, около трех лет. Уже в 1792 году черноморцы получили разрешение переселяться из-за Буга на Таманский или Фанагорийский полуостров. Эти земли они приобрели благодаря своим заботам, неоднократным прошениям к Г.А. Потемкину, Екатерине II, депутатским делегациям во главе с А. Головатым в Петербург. Вместе с новыми территориями казаки получали привилегии на пользование рыбными промыслами, добычу соли, занятие хлебопашеством и скотоводством.

До переселения бывших запорожцев на Кубань административное устройство Войска не имело правового выражения в центральном законодательстве. Только после издания Жалованной грамоты Екатериной II от 30 июня 1792 года наступил период юридического оформления организации власти и управления. Ф.А. Щербина писал: «...в этой грамоте были выражены те начала, которые легли потом в основу общинного самоуправления черноморских казаков...». На основе вышеуказанного документа Войско представляло собой юридическое лицо с землей, отданной в коллективную собственность, в обязанность которого входила охрана новых пограничных рубежей. Казакам утверждались штаты и ежегодное жалованье, назначались привилегии в виде свободной внутренней торговли, продажи вина. Были дарованы войсковые клейноды: знамя и литавры. В административном отношении определялся порядок управления Войском. По военной части оно подчинялось таврическому губернатору, которому необходимо было представлять двухнедельный рапорт «о благосостоянии Войска и обо всех важных происшествиях», но в тоже время у черноморцев оставалось свое войсковое правительство, состоящее из атамана, судьи, писаря. Порядок внутреннего управления должен был сообразовываться с «Учреждениями об управлении губерниями». Вместе с тем компетенцию войскового правительства составляли суд и наказания по маловажным преступлениям. Серьезные правонарушения рассматривались в канцелярии таврического губернатора, где выносился окончательный приговор по существующим законам. Из этого документа можно сделать следующие выводы: требование привести управление Войском в соответствие с учреждениями о губерниях не давало ни малейшей надежды на восстановление такого самоуправления, которое существовало в Запорожской Сечи. В то же время, отсутствие указания на порядок замещения должностей и характер местной администрации разрешало некоторые формы демократии. Следовательно, правительство допускало известные элементы самоуправления, сохранив при этом за собой свободу в любой момент привести их в соответствие с «Учреждениями об управлении губерниями».

В 1794 году кошевым атаманом Захарием Чепегой, войсковым судьей Антоном Головатым, писарем Терентием Котляревским был разработан документ, получивший название «Порядок общей пользы». Он определил организацию внутреннего управления в Черномории, территориальное устройство, условия несения военной службы. Составленный казачьей старшиной документ получил одобрение в правительственных кругах. По этому акту для управления Войском учреждалось правительство, « в котором заседать должны атаман кошевой, войсковой судья и войсковой писарь» т.е. составители «Порядка общей пользы». Кроме этого было создано пять окружных правлений, которые подчинялись войсковому правительству и назначались им. В каждое окружное правление назначалось по одному полковнику, писарю, есаулу и хорунжему. Под их руководством находилось пять округов, на которые была разделена в административном отношении войсковая территория: Екатеринодарский, Тамано-Фанагорийский, Бейсугский, Ейский, Григорьевский. В обязанности окружных правлений входил контроль и охрана установленных старшиной порядков в Войске. Через каждые семь дней они обязаны были давать отчет «о благосостоянии» жителей округа войсковому атаману. «Порядок общей пользы» предписывал окружным правлениям: «попечение о заведении жителями хлебопашества, мельниц, лесов, садов, виноградов, скотоводства, рыболовных заводов...также между людьми встречающиеся ссоры и драки голословно разбирать, обиженных защищать, свирепых укрощать, злонравных исправлять, сирот и вдов заступать и во всем помогать... не покоряющихся власти и не почитающих старейшин, по мере преступления штрафовать, а содеявших важное преступление к законному суждению присылать в войсковое правление».

Деятельность окружных правлений регламентировалась не только «Порядком общей пользы», но и специальной инструкцией, составленной на основе и некотором дублировании «Устава благочиния и взыскания». Так, в их обязанность входило: «Во-первых, иметь бдение, дабы в округе были сохранены благочиние, добронравие и порядок; второе, чтобы предписанное законами полезное повсюду в округе исполняемо и сохраняемо было; и -третье, окружное правление одно в округе право имеет приводить в действие повеление сего правительства» . Кроме контроля за хозяйственными делами, торговлей, «чтобы никто запрещенным не торговал в округе и через округу не возил запрещенного», регулированием цен на продовольственные товары, окружные правления должны были выполнять полицейские функции, наблюдать, «чтобы в округе никто беглых людей не принимал, не держал и не укрывал». Эти статьи во многом повторяли общероссийские указы - «Учреждения об управлении губерниями» и «Устав благочиния».

В инструкции также были определены права и обязанности полковника, как главного начальника окружного правления в Войске, которые совпадали с полномочиями губернского земского исправника или капитана.

«Порядок общей пользы» предусматривал строительство четырех окружных центров: Фанагории, Бейсуга, Ейска, Григорьевска. Войсковой столицей стал город Екатеринодар с сорока куренями-казармами «ради собрания Войска, устроения довлеемого порядка и прибежища бездомных казаков»402. Во главе его стоял куренной атаман, который должен был «безотлучно пребывать в нем» и выполнять военно-административные функции, являясь посредником между черноморским правительством и местной администрацией. Он избирался жителями Екатеринодара один раз в год «из достойных людей» города.

Каждое окружное правление имело свою печать (Екатеринодарское - «казак, водружавший ратище в землю»; Фанагорийское - «лодка»; Бейсугское - «рыба»; Ейское - «казак, стоящий с ружьем в карауле»; Григорьевское - «казак, сидящий на коне»).

Таким образом, «Порядок общей пользы» во многом отвечал интересам черноморской старшины, закреплял ее имущественное и правовое превосходство над массой рядового казачества. Сосредотачивал в их руках экономическую и политическую власти: право потомственного владения кубанскими землями, хуторами, мельницами, рыболовными заводами; эксплуатацию простого народа; избрание на высшие войсковые должности. Элементы самоуправления, затронули лишь низшие ступени военной и административной сферы, в частности, выборы куренного атамана (об этом мы поговорим далее).

Однако не всегда действующие в Черноморском войске порядки укладывались в рамки приведенного документа. Кубанский историк начала XX века И. Дмитренко замечал, что в 1795 году находящийся в польском походе кошевой 3. Чепега от своего и старшин имени дает согласие на выбор есаула оставшемуся на Кубани обществу в лице старшин и обер-офицерских чинов. Просуществовавший некоторое время порядок избрания старшин на должности не может считаться признаком самоуправления в Войске, поскольку право быть выбранным в органы местного управления принадлежало лишь лицам дворянского сословия, произведенным в офицерские чины, а это соответствовало закону «Учреждений об управлении губерниями». В соответствии с этим документом 17 мая 1795 года А. Головатому поступил ордер, согласно которому всем казакам, проживавшим на Кубани, должны были выдаваться паспорта на право выезда за пределы Черномории. Этот акт уравнивал положение казачества с остальным населением России.

Таким образом, центральная власть вела постоянный контроль за действиями войскового правительства. Давая черноморской старшине некоторую самостоятельность в вопросах внутреннего устройства, она вводила ограничения в области казачьего самоуправления. Такая система отвечала интересам царского аппарата и не имела принципиальных отличий от общероссийских положений.

С приходом к власти Павла І в общественной жизни Кубани произошли существенные изменения. Приказом императора от 18 февраля 1801 года упразднялось войсковое правительство. Вместо него, для того «чтобы управление дел до оного... восприяло лучшим образом...» учреждалась войсковая канцелярия, подразделявшаяся на шесть экспедиций: первая - для «дел криминальных», вторая - для «гражданских и тяжебных», третья - для «казенных», четвертая - для «межевых», пятая - для «полиции» и шестая - «сыскное начальство, соответствующее земскому суду». Канцелярия получала права губернского правления, ее членами являлись войсковой атаман, два офицера от Войска, прокурор и генерал от правительства, на которого возлагались обязанности первоприсутствующего. Дальнейшие изменения имели цель унификации управления казачьими войсками для приспособления их к интересам империи. В судейские должности ежегодно назначались «способные и благонадежные люди» из дворянского общества406. Исходя из рассматриваемого закона, высшее управление Черноморским войском сосредотачивалось в руках определенной социальной группы казачества - старшин и офицерства. Вопросами гражданской части ведал Сенат, куда ежегодно посылался отчет о состоянии дел в войсковой канцелярии, а по военным - поступал в Военную коллегию. Управление в Черномории строилось на «основании общих узаконений Всероссийской империи».

Произошли важные изменения в определении лиц на должность войскового атамана. После смерти Захария Чепеги казаки по своему старинному обычаю на общинной раде провозгласили своим головой А. Головатого, но он умер в Персидском походе, так и не узнав о своем назначении. Указом царя от 27 июня 1797 года на это место был назначен подполковник Т.Т. Котляревский, который стал первым атаманом Черноморского войска, выбранный императором, а не избранный в среде товарищества. Казачество долго не соглашалось с этой кандидатурой (Т. Котляревский пробыл в этой должности два года, после него назначили Ф. Бурсака), на стихийных сборах производило свой выбор старшин, хотя причина недовольства крылась не в личности атамана, а в самом факте назначения черноморского правительства сверху. Для устранения дополнительных причин беспорядков в рядах простого казачества Павел I отменил звания войсковых писаря и судьи. Кубанцам пришлось смириться и с этим постановлением.

Назначение в черноморскую канцелярию доверенных от центрального правительства лиц, помимо выраженного самим этим фактом недоверия, связало местные органы власти в области самостоятельных действий и начинаний. Руководящие посты в Войске по-прежнему принадлежали старшинам и выделявшейся на общем фоне группе кубанского дворянства, которое выбирало из своей среды двух офицеров - членов канцелярии. Так, 4 апреля 1801 года были избраны подполковники Кардовский и Еремеев. Аналогично проходили выборы в экспедиции. Таким образом, в состав войскового правительства в 1801 году вошло 12 человек, все они являлись представителями дворянского сословия. Кроме них в этот орган власти назначались императором черноморский атаман подполковник Ф. Бурсак и генерал-лейтенант Кираев. Элементы самоуправления оставались лишь в куренном правлении.

В царских грамотах 1801 года подтверждались привилегии Войска на рыбную ловлю, охоту, добычу соли, «право пользоваться свободною внутреннею торговлею и вольной продажей вина на землях войску принадлежащих...».

Изменения, проведенные Павлом І в организации управления на Кубани, способствовали росту злоупотреблений верхушки. Так как возросло количество чиновников, а система контроля над их действиями не была создана. Это привело к взяточничеству, своевольству, скоплению нерешенных дел и т. п. За превышение властных полномочий был снят первоприсутствующий в войсковой канцелярии генерал-лейтенант Кираев. Вместо него назначался генерал от инфантерии Дашков, который в 1801 году сообщал в Сенат о «растрате в знатном количестве войсковых сумм и других сборов...», а также о большом числе нерешенных дел, находящихся в черноморской канцелярии и других присутственных местах. Такие серьезные нарушения не могли остаться незамеченными, поэтому из правительства следовали приказы с требованиями «произвести самое строгое обследование, общее с войсковой канцелярией...приведя все сии злоупотребления в ясность...». Началась работа по искоренению недостатков, о чем говорят собранные в Государственном архиве Краснодарского края доносы на злоупотребления местной властной верхушки, написанные простыми казаками. Все вышесказанное требовало серьезных изменений существующих порядков.

Указом императора Александра I от 20 марта 1802 года войсковое правление на Кубани было реорганизовано по образцу управления войском Донским. Теперь оно состояло из атамана, двух непременных членов и шести асессоров. Присутствие особого генерала от правительства отменялось. Войсковой прокурор Черномории подчинялся таврическому губернскому прокурору. По гражданской части казаки находились в ведении Сената, а по военной - военной коллегии. Новый порядок управления вводил избрание съездом офицеров двух непременных членов и четырех асессоров, то есть предусматривал выборное начало. 12 мая 1802 года в Екатеринодаре проходили выборы, на которые собралось 159 офицеров, среди которых присутствовали представители Александра I - генерал Дашков и войсковой прокурор Тарновский. Большинством голосов в непременные члены были избраны подполковники Е. Чепега и К. Кордовский, а в асессоры - капитаны Г. Кухаренко, Животовский, Кифа и поручик Порывай.

На основании этих преобразований Черномория разделялась на четыре земских сыскных начальства: Екатеринодарское, Бейсугское, Ейское и Таманское, а пятое, Григорьевское, ликвидировалось. К 8 июля эти управления были укомплектованы штатом чиновников, состоявших из начальника, двух членов и секретаря. В преобразованной войсковой канцелярии ликвидировались все экспедиции, за исключением «управы благочиния» полицейской, на которую возлагались широкие полномочия от «наблюдения за порядком» до «приохочивания к умножению хлебопашества». Она находилась под «точным и единственным ведомством войскового атамана». Такая организация власти и управления на Кубани просуществовала в течение 25 лет.

В знак благодарности за охрану границ от закубанских народов император счел нужным вручить черноморцам знамя и высочайшей грамотой от 27 июля 1803 года Александр I подтверждал данные казакам Екатериной II и Павлом I права на: землю, пользование ее недрами (охота, рыбная ловля, добыча соли), свободную внутреннюю торговлю, вольную продажу вина. Таким образом, можно говорить о сохранении элементов самоуправления в виде дарованных Войску привилегий.

До 1820 года черноморское правительство по военной части подчинялось крымскому инспектору, по гражданской находилось в ведомстве таврического губернского начальства. По указу Сената от 11 апреля 1820 года гражданское управление сосредоточивалось в руках кавказского губернского начальства, а военное - подчинялось начальнику Отдельного Грузинского корпуса.

В результате всех этих преобразований на Кубани в несколько раз увеличился чиновничий аппарат, а вместе с тем возросли волокита, взяточничество, казнокрадство, беспорядки в управлении, превосходящие «всякое воображение». Это видно из доклада командира Отдельного Кавказского корпуса генерала от инфантерии А.П. Ермолова, который проводил ревизию Черноморского войска в 1821 году. Все эти нарушения, по его мнению, происходили от «недостатка положенных правил, которыми необходимо руководствоваться каждому должностному лицу...». Поэтому в 1821 году под руководством самого А.П. Ермолова был разработан «Проект Положения об управлении Черноморским войском», который 13 августа 1824 года представили на высочайшее утверждение в Правительствующий Сенат. Но общественно-политическая обстановка в стране, в частности, восстание декабристов, отложили принятие закона. 26 апреля 1827 года на Кубани вводилось новое управление, отразившее усиление феодально-крепостнической реакции, после известных событий. От предложений генерала А.П. Ермолова по многим вопросам пришлось отказаться. По новому положению управление краем передавалось войсковой канцелярии, которой были подчинены четыре земских начальника и полиция города Екатеринодара. В состав канцелярии входили войсковой атаман - председатель, два непременных члена, три асессора, семь столоначальников, журналист, казначей и экзекутор. В помощь им назначалось два секретаря. Канцелярия делилась на две экспедиции: воинскую, ведавшую полицейскими делами и вопросами Войска; экономическую, занимавшуюся хозяйственными проблемами. В такой структуре наблюдалось сходство с управлением, установленным Николаем I в центре. Кроме того, при войсковом атамане находилась особая канцелярия под непосредственным руководством командира Особого Кавказского корпуса. Она занималась секретными, пограничными и другими делами. В результате этих изменений в Черномории в несколько раз увеличился чиновничий аппарат.

Положение 1827 года вводило «особый» военный и гражданский суд, по которому городской полиции разрешалось приводить приговоры к исполнению и наказывать жителей Войска (только не из дворян) за своевольство, нарушение общественного порядка, кражи на сумму от 20 до 100 рублей и другие маловажные проступки. Наказания могли быть следующими: штраф, не превышающий 25 рублей, содержание под арестом до семи дней, общественные работы не более четырнадцати дней, телесные наказания до ста ударов розгами. Все важные преступления передавались в Кавказский областной суд.

Преобразовывалось и местное правление. Вместо существовавших ранее в каждом курене трех начальников - смотрителя, сельского и куренного атаманов, оставался один куренной, в помощь которому назначалось два судьи и писарь. В их обязанность входило решение административных, судебных и казначейских дел. Глава станичной администрации избирался один раз в год из казачьей среды и подлежал утверждению черноморской канцелярией.

«Положение» регламентировало назначение царем войскового атамана, а непременных членов и полицмейстера города Екатеринодара - командиром отдельного Кавказского корпуса. Асессоры выбирались чиновниками через каждые три года. Возглавил новую войсковую канцелярию на Кубани генерал А.Д. Безкровный, участник Отечественной войны 1812 года. Приказом от 2 октября 1827 года император Николай І в «ознаменование особого благоволения к казачьим войскам», назначил наследника престола «атаманом всех казачьих войск», а А. Безкровный был переименован из войскового в наказного атамана. Это звание носили и его преемники.

Перемены в управлении не изменили тяжелых условий службы и жизни казаков, не избавили от укоренившихся в Войске беспорядков. Попытка генерала А.Д. Безкровного крутыми административными мерами ликвидировать злоупотребления в среде чиновников привела к отстранению от должности самого наказного атамана. Прибывший в Черноморию граф Н.Ф. Паскевич, занявший сторону «проворовавшейся верхушки», 11 ноября 1830 года снял с занимаемого поста незаслуженно оклеветанного атамана. На его место был назначен генерал Н.С. Заводовский, которого высоко ценил Николай I за участие на стороне правительства в событиях 14 декабря 1825 года.

Ухудшающиеся условия жизни на Кубани требовали более глубоких изменений в управлении казачьим войском. Вопрос о его преобразовании поднимался еще в 1829 году, когда с этой целью в городе Ставрополе была создана специальная комиссия, правда, не заявившая о себе никакими дельными предложениями. Спустя три года, в 1832 году, указом императора образовывался комитет, в задачу которого входила выработка нового положения об управлении Черноморией.

В его состав вошли: генерал - майор Шипов, статские советники Высоцкий, Ушаков, Чекалов, правитель дел седьмого класса Чуйкевич и коллежский секретарь Пчелинский. Комиссия провела огромную работу: собрала все сведения о состоянии Войска, просмотрела огромное количество правительственных документов, обозрела состояние дел в присутственных местах, принимала жалобы простых казаков о нарушениях в чиновничьей среде. В результате был создан наиболее полный и юридически обоснованный акт казачьего законодательства. «Положение о Черноморском казачьем войске» было утверждено Николаем I и вступило в силу 1 июля 1842 года.

Документ делился на четыре части: первая - общий состав, обязанности и преимущества казачьего войска; вторая - военное и гражданское правительство в совокупности; третья - военное, и четвертая - гражданское управление. В основу «Положения» легли права казачества на землю: «Войско владеет принадлежащими ему землями по грамотам, в разные времена пожалованным». Официально признавалось, что население Черномории, кроме казаков, состояло из дворовых людей, принадлежащих чиновникам, выходцев из Крыма и Кубани, проживающих в селениях Ады и Ангелинской.

В военном и гражданском отношении Войско подчинялось военному министерству, по департаменту военных поселений, а также командующему на Кавказской линии и в Черномории. Непосредственным начальником на Кубани оставался наказной атаман, назначавшийся приказом императора и Правительствующего Сената. По военной части он имел права начальника дивизии, а по гражданской - губернатора. Ежегодно наказной атаман представлял отчет о состоянии Войска военному министерству (в РГИА сохранились такие отчеты, см. Ф. 1286.). Ближайшим помощником атамана являлся начальник штаба, входивший в состав войскового дежурства, где так-же заседали: дежурный штаб-офицер, старший адъютант, обер-аудитор. Помимо их к военному управлению относились: комиссия военного суда, окружные и станичные начальства. По части гражданского управления назначались войсковое правление во главе с наказным атаманом, врачебная управа, почтовая контора, торговый словесный суд, прокурор и полиция города Екатеринодара. Правление делилось на четыре экспедиции: исполнительную, хозяйственную, поземельную, гражданскую. В каждой из них заседал асессор и контролер.

Территория Кубани подразделялась на три округа: Таманский, насчитывающий 21 станицу с населением 19334 человек, Екатеринодарский - 20 станиц, 21064 человек, Ейский - 19 станиц, 19083 человек. Таким образом, в Черномории было всего 60 станиц с общей численностью населения 59481 человек. В окружное правление входили суд, сыскное начальство, словесный мировой суд, окружные стряпчие.

«Положение» 1842 года и дополнения к нему 1848 года упорядочили формы управления Войском, ввели четкое разграничение гражданской и военной власти, усилили контроль над действиями чиновников. Однако это не привело к значительному сокращению злоупотреблений в их среде. Начальник войскового штаба, исполнявший роль наказного атамана генерал Г.А. Рашпиль в течение десяти лет держал на стене кабинета нагайку, с помощью которой пытался усмирить взяточников. Но даже такими своеобразными мерами бороться с чиновниками было невозможно, так как последние опирались на поддержку высшей администрации.

В феврале 1860 года на карте российской империи появилась новая административная единица - Кубанская область. Не объясняя причин ее образования, император Александр II повелел: правое крыло кавказской линии (пространство от северо-восточного берега Черного моря до верховьев реки Малки) именовать Кубанской областью, левое - Терской, а все пространство этих новообразованных областей и ставропольской губернии называть Северным Кавказом (сама Кавказская линия упразднялась). 19 ноября 1860 года последовало новое предписание императора: Черноморское войско переименовать в Кубанское казачье войско, с включением в его состав некоторой части Линейного войска и земель, ранее не принадлежащих черноморцам. Эти преобразования преследовали следующие цели: упростить многоступенчатую и громоздкую систему управления, сложившуюся до 1860 года, придать ей большую гибкость, а также упорядочить территориальные границы, подведомственные конкретным юридическим лицам. Окончательно границы области установились в 1864 году. На западе оно омывалось Азовским морем, керченским проливом и частью Черного моря; на юге отделялась Главным кавказским хребтом от Черноморского побережья и кутаисской губернии; на востоке - Эльбрусом и его отрогами от Терской области, а также граничила со ставропольской губернией, от которой разделялась рекой Еей ее притоками Кугоеей, и на севере - с Донским войском. В основу административного устройства Кубанской области легло право собственности войска на землю.

Таким образом, вопросы организации власти и управления Черноморией занимали не только местную администрацию, но и правительство. Начиная, с 1797 года центральной властью упразднялся порядок выбора войскового атамана и других должностных лиц. На все главные посты приказом императора назначались преданные ему чиновники. Это было прямым посягательством на основы общинного самоуправления, существовавшего в Запорожской Сечи и в первые годы жизни казаков на Кубани. Все дальнейшие постановления правительства («Положения...» 1801, 1802, 1827, 1842 годов) имели цель приведения управления Черноморией в соответствие с общероссийским законодательством. Учрежденные войсковая канцелярия и другие присутственные места Кубани были переполнены чиновниками, послушно проводившими политику, выражавшую интересы монархии. Отсюда вытекали беспорядки в управлении, волокита, взяточничество, что было присуще для всей России середины 50-х годов XIX века.

запорожский казак кубань черноморский войско

2.Куренное (станичное) и хуторское управление в Черномории

Об организации власти и управления в Черноморском казачьем войске уже говорилось в данной работе. Теперь остановимся на вопросе о куренном, хуторском управлении в конце XVIII - первой половине XIX веков.

Низшей военно-административной единицей на Кубани являлся курень. До конца 1793 года черноморские селения подчинялись кордонным начальникам. Занятые охраной пограничной линии по реке Кубани, они не вникали в дела казачьих сел. В жалобах черноморцев говорилось, что кордонные начальники «разными видами их угнетают и тем приводят к разорению» .

ноября 1793 года специальным «Ордером» кошевого атамана Захария Чепеги войсковые чиновники освобождались от командования сельскими территориями и определялся порядок выборности на их место куренных атаманов из среды казачьего общества. «Порядок общей пользы» узаконил избрание сельского главы «из достойных людей» куреня сроком на один год. Ежегодно 29 июня в день святых апостолов Петра и Павла происходили перевыборы атамана и приведение его к присяге.

Таким образом, исходя из вышеуказанного документа, на Кубани допускалось самоуправление только в выборе куренного атамана - низшей ступени казачьей администрации. Последние должны были «безотлучно пребывать» в своем селении, и «по нарядам начальства на службу казаков чинить немедленное выставление». Также в их обязанность входило разбирать «голословно» ссоры и драки между членами сельского общества, примирять их, «доставлять обидимой стороне справедливое удовольствие». Важные преступления атаман представлял «под законное суждение войсковому правительству». Следовательно, станичные начальники, осуществляя мобилизационные и другие военно-административные распоряжения войсковой администрации, также являлись судьями и исполнителями своих решений по отношению к казакам подведомственного куреня. Черноморское правительство поддерживало авторитет сельского главы, обязывая даже «старшин без должности, какого бы ранга ни были», повиноваться ему.

После смерти 3. Чепеги приказом царя на должность войскового атамана был назначен Т.Т. Котляревский, который 18 декабря 1798 года разработал инструкцию по выборам сельских глав, где говорилось, что куренным (сельским) атаманом мог стать «вежливый, расторопный, разумеющий страх божий, страх государев...» старшина или казак. Перевыборы проходили 1 января, когда должно было явиться «все общество того селения». При большом количестве отсутствующих казаков такое собрание не проводилось, а переносилось на другой срок. Не явившимся селянам грозило наказание. После проведения выборов куренной атаман писал ордер на имя войскового атамана, где указывалась фамилия и имя нового избранника и прилагались списки казаков и старшин, которые выразили согласие и несогласие при выборе кандидатуры сельского головы. Нередко на таких собраниях вспыхивали ссоры, как, например, 1 января 1799 года в Васюринском курене казак Прокоп Орлянский, будучи «наполнен неудовольствиями за какие-то обиды, разными противными толкованиями о выборе атамана развратил многих казаков его послушавших, удалился с круга...», а когда он вернулся то «ругал предыдущих атаманов». Такой же случай произошел в 1799 году и в Переясловском курене, когда казак Савва Дрок «не согласился подписаться» в ордере о назначении атамана. Войсковая администрация во главе с Т. Котляревским предлагала наказывать «зломыслящих» общинников, проявлявших плохое поведение: грубость, запугивание, сквернословие, подкуп на сельских собраниях. В рапорте капитана окружного Екатеринодарского правления Чистофата от 29 января 1799 года говорилось о подкупе жителей селения Джерелиевского, которым были разосланы письма следующего содержания: «...что буди, кто подпишется, то будут их селения разорять и жечь», а сверх того, находящийся там священник М. Дубицкий «...внушает им (казакам-И.Б.), дабы никто нареченных выборах не подписывался...». Все приведенные факты говорят нам о том, что выборы играли важную роль в жизни простых черноморцев, которые, может быть, не всегда в корректной форме выражали свое мнение и тем самым боролись за свои права в управлении селом. Так, на место умершего атамана Калниболотского куреня на собрании станичного общества в 1799 году был выбран «благонадежный» казак Степан Бернацкий «без ведома окружного правления», когда последнее захотело повлиять на результаты голосования, то встретило упорное сопротивление со стороны сельчан.

Положение черноморцев как воинского сословия и пограничного населения определяло большую роль атамана в общественно-экономической жизни куреня. В его руках находилось регулирование порядка прохождения службы и отработки всех повинностей, что открывало возможности для злоупотреблений. В 1797 году поступило прошение Васюринского общества о переизбрании куренного атамана старшины Ивана Тарановского, который не только растратил сельское имущество, но, «сверх того, по какому он умыслу берет с казаков взятки и от службы защищает, то же и в войсковых тягостях чрез чего они сносят в селении живущие немалое отягощение». Надо отметить, что подобные случаи не единичны, и такое положение существовало и в последующие десятилетия. Злоупотребления представителей низших органов власти поддерживались высшей администрацией. В 1821 году генерал А.П. Ермолов в письме князю П.М. Волконскому, начальнику штаба е.и.в. писал, что «...повинности между казаками распределяются неуровнительно, наряды казаков на кордонную службу проводятся помимо очереди, казаки, имевшие сильную руку в куренном управлении, находятся дома, занимаясь хозяйством...». Были случаи, когда сельская администрация принимала беглых людей, приписывала их к куреню, а на самом деле они работали на хуторе атамана батраками или оказывали ему другие услуги.

Видя все эти нарушения, простые казаки старались с ними бороться, сообщали о них в высшие инстанции, переизбирали показавших себя с нечестной стороны администраторов на станичных сборах. Такая активная позиция сельского общества (некоторые исследователи сравнивают ее. с грубым или плохим поведением последних) во многом сокращала число злоупотреблений, и в то же время позволяла сохранить принцип выборности, который, по мнению Ф. Щербины, «ограждал казаков от всех зол». Эта привилегия, являвшаяся основной в обычном праве, сложилась в первые годы пребывания товарищества на Кубани и продолжала действовать в течение всего периода существования Черноморского войска.

В начале царствования Александра I военно-административная единица - курень, упразднялась. Функции местных руководителей делились между тремя начальниками: сельским, куренным атаманом и смотрителем. В их задачу входило регулирование порядка отбывания службы, несения повинностей казаков, наблюдение за экономическим состоянием станиц и так далее. Управление сельской местностью на Кубани строилось на тех же принципах, что и для государственных крестьян.

Из документов, хранящихся в архиве Комитета министров Российского государственного исторического архива, где приводятся списки куренных атаманов за 1802 год указывается, что из сорока станичных глав, только семь чиновников занимали этот пост. Таким образом, в общинной среде большим уважением и доверием товарищества пользовались «благомыслящие» личности из простых «братьев-казаков», а не из войсковых старшин, проживавших на территории села. Причем такая картина прослеживается вплоть до 1842 года.

В 1821 году был подготовлен проект «Правил для куренных управлений, по которому сельский глава избирался «по балатированию» обществом станиц и «какого бы звания не был» являлся «хозяином в курене». В его обязанности входило: наблюдение за порядком вверенного ему населенного пункта; справедливое рассмотрение жалоб; соблюдение очередности и честности при назначении нарядов на службу казаков; немедленное выполнение вышестоящих указов; неусыпное наблюдение за беглыми и дезертирами; содержание в надлежащем виде станичной казны. В помощь атаману назначались судьи, которых тоже избирало сельское общество. В их компетенцию входил разбор, вместе с атаманом дел о всевозможных нарушениях общественного порядка на основании законов, но «не принимая на себя права выше предоставленной власти». Рассматриваемое исковое заявление не должно было превышать 25 рублей, если сумма указывалась больше, то дело передавалось в земское начальство. На сельском сборе также предполагалось избирать писаря, которому необходимо было содержать в порядке всю станичную документацию, вести строгий учет поступающих приказов и исходящих бумаг.

Таким образом, проект «Правила куренных управлений» определял сферу деятельности каждого члена сельского правления. Из них видно, насколько большая роль отводилась станичному атаману, который сосредоточивал в своих руках неограниченную власть. В связи с этим приобретали важность сельские сборы, на которых проводились выборы главы и его помощников из казачьей среды населенного пункта, так как именно от их мнения зависело их же собственное благополучие. Существование такой модели управления на уровне сельской администрации позволило бы с полным правом говорить о сохранении демократических традиций в среде черноморцев, после принятия выше рассмотренного документа.

Положение от 26 апреля 1827 года, утвержденное Николаем I, преобразовывало станичное правление. Теперь вместо сельского и куренного атаманов вводился один куренной, который ежегодно 1 января переизбирался из трех кандидатур «почетных казаков или чиновников, уволенных с военной службы», на общем собрании станичного общества. Выбранный претендент подлежал утверждению войсковой канцелярией. Представителю земского управления необходимо было присутствовать на сборе для наблюдения за соблюдением процедуры выборов. В помощь атаману таким же образом назначались двое судей и писарь. Положение оговаривало возможность продления властных полномочий куренной верхушки, «если они удовлетворяли общество», но только при проведении собрания казаков. Закон определял отчетность сельского атамана перед земским начальством о расходовании и поступлении станичных сумм, состоянии куреня и так далее. По окончании года или при передаче должности в другие руки депутатами, выбранными из куренного общества, проверялась вся работа атамана. О найденных неточностях или злоупотреблениях необходимо было докладывать земскому начальству.

Особое внимание в «Положении» уделялось сельскому суду. Последнему разрешалось на основе норм обычного права разбирать маловажные преступления: легкие побои, оскорбления, драки, ссоры, вольную отлучку из села, иск, по которым не превышал 50 рублей. Наказания, присужденные нарушителям, могли быть следующими: штраф до 5 рублей, содержание под арестом не более 7 дней, осуждение на трехдневные общественные работы, порка плетьми не превышающая 50 ударов. Недовольные решением куренного суда могли в четырехнедельный срок принести жалобу в сыскное начальство. Такие случаи были редкостью, так как окончательный приговор вышестоящего судебного органа из-за большого количества скопившихся там нерешенных дел приходилось ждать годами. Так, казак Соколовский, «уворовавший двух лошадей у азовского мещанина Кузнецова, содержался более года под стражей», не имея на руках судебного заключения. Зато станичные судьи (в основном это были «почетные старики») с большим трепетом относились к своей работе. У них даже сложилась поговорка: «Лучше десяти виновных освободить, нежели одного невиновного истязать».

Таким образом, данное «Положение» упорядочило систему управления селом, создало возможность альтернативного выбора, при этом существовала реальная возможность занять пост атамана одному из членов казачьего общества. Вводимая система отчетности сельского главы перед жителями куреня подтверждала понимание центральным правительством важности и необходимости существующей там системы самоуправления. Заслуживает особого внимания и реформа судебных органов, которая разрешала, хотя и за маловажные проступки, наказывать провинившихся на основе норм обычного права, получивших распространение в черноморской среде.

На практике введенные перемены в местном управлении оказались «противными благосостоянии войска», поэтому 28 июня 1828 года были приняты новые правила «сообразные с обязанностию куренных атаманов».

Первый параграф этого документа рассматривал полномочия сельского главы. Он должен был наблюдать за порядком, рассматривать жалобы жителей станицы, составлять списки казаков для несения военной службы. Помимо этого на него возлагались полицейские функции: каждый месяц объезжать подведомственные ему территории и следить «чтобы не было передержательства беглым дезертирам и безписьменновидным людям». В этом атаману помогали специально выбранные люди. Обо всех нарушениях необходимо было сообщать начальству.

Второй параграф правил рассматривал обязанности куренных судей. Они являлись главными помощниками атамана в решении спорных процессуальных вопросов, фиксировали ход судебного заседания в специальных журналах. В их юрисдикцию входили дела, иск по которым не превышал 25 рублей. Белее серьезные преступления рассматривало земское начальство.

Согласно четвертому параграфу правил в сельской администрации вводилась новая избирательная должность - десятских «чтобы через них всякое местное управление могло действовать и открывать все происшествия и беспорядки» . Десятские должны были докладывать атаману обо всех происшествиях в курене, следить за чистотой и опрятностью домов станичников и соблюдение ими общественного порядка. Кроме этого в правилах перечислялись обязанности станичных правлений в целом: составление списков и нарядов казаков на службу, контроль за повинностями общинников по Войску, внутренней службой, куренной службой, подготовкой к службе малолетних, распространением хлебопашества, сенокошением, распределением станичных доходов.

Вышеуказанные перемены не повлияли на улучшение экономического положения казаков. Последние продолжали испытывать нужду. В 1830 году граф Н.Ф. Паскевич отмечал, что простые черноморцы в большинстве своем отличались «непомерной бедностью... многие из них не имели ни хлеба, ни одежды...». Причиной этого являлись «злоупотребления и взяточничество» некоторых представителей сельской администрации. Когда началась работа комиссии по составлению нового закона об управлении на Кубани в 1832 году, председатель ее генерал-майор Шипов обращался с просьбой к войсковому атаману Н.С. Заводовскому по проблеме помощи в сборе сведений о состоянии жизни в куренях. Членов комитета особо интересовали вопросы, касающиеся: управления селом, внутренней службы черноморцев, куренных должностях, распределения жалованья, доходов и расходов станиц, дарованных казакам привилегиях. В результате была обнаружена масса нарушений закона, выражавшихся в несправедливом распределении на службу малолеток, фальсификации списков слабых по состоянию здоровья казаков, так как это давало возможность получить отставку от службы. Комитет получал множество жалоб черноморцев на чиновников. Так, жители Батуринского куреня, «будучи окружены хуторами чиновников, которые выгоняют скот на хлебные и степные луга», не имели возможности кормить свою живность, часто ее вообще убивали. Они обращались в комиссию, ища защиты, так как их просьбы куренному правительству и сыскному начальству оказывались безрезультатными. Казак Новокорсунского куреня Андрей Клюшник жаловался на есаула Черного за побои. Житель Новотитаровского сельского округа Иван Печерица сообщал о том, что куренной атаман Вереця, взяв у него седло «объявил, что оно воровское», потом вызвал его и сына Фому в правление, где допрашивал и продержал три дня, требуя с обоих по 20 рублей». Таких примеров можно привести много. Представители войсковой администрации часто нарушали даже центральные постановления. Вопреки дарованных черноморцам привилегий на беспошлинную торговлю, взимали денежные суммы за вывозимые мед, рыбу, шкуры и другое.

Во многом такое поведение кубанской верхушки объяснялось низким годовым жалованьем, присылаемым из Москвы. Например, в 1850 году наказной атаман получал две тысячи рублей, тогда как гражданский губернатор шесть тысяч. Зарплата же хорунжего (71 руб. 55 коп.) не позволяла последнему приобрести даже военный мундир, стоимость которого превышала 150 руб. В записке генерала Хомутова 18 апреля 1835 года о состоянии Черноморского войска, причиной низкого жизненного уровня в казачьей среде выдвигалась проблема постоянного отсутствия мужского населения (которое, как известно, являлось основной рабочей силой) из-за несения военной службы. Тогда как «всемилостивейше было даровано» после «годичной полевой службы» назначать два года «отдыха» черноморцам в своем населенном пункте, где последний мог заниматься своими житейскими обязанностями. Но это постановление, заключал генерал, по разным причинам «в сем войске никогда не исполнялось».

Рассмотрев вышеуказанные проблемы, в 1842 году членами комитета было разработано новое Положение о Черноморском войске, исходя из которого местную исполнительную власть составляли станичные правления, заключавшие в себя военную и гражданскую части. В компетенцию этого учреждения входили: полиция, опека бедных, отправление повинностей, суд, сельские сборы, хозяйственные вопросы. Станицам предоставлялось право избирать «из среды себя» атамана, двух судей, заседателей в уголовный и гражданский окружные суды, а также в сыскные начальства, сроком на три года. Утверждались выбранные кандидатуры наказным атаманом. Сельское правление состояло из атамана, двух судей и писаря. Если куренной голова не имел официального звания, то на время исполнения данной должности он получал чин хорунжего. Всему населению станицы наказывалось «беспрекословно» выполнять распоряжения местного правительства.

Круг обязанностей сельских сборов определялся согласно «Положению об управлении войска Донского» (1835год). Исходя из него, последнему разрешалось судить и наказывать членов общества за маловажные проступки. Руководствуясь параграфом 115 «отдельных правил к наказу гражданского управления», станичные собрания должны были заниматься тем, чтобы «общественная собственность... оставалась неприкосновенною; польза общая... предпочитаема частной; все обыватели довольствовались выгодами уравнительно...; не был упущен из виду источник, могущий приносить станице доход; меры взыскательности служили к неослабному сохранению и утверждению древних обычаев...». В этом документе также говорилось о соблюдении основ нравственности в семьях, уважении к старшим, помощи немощным и сиротам, отказе от укрывательства беглых и бродяг. Собственно, вопросы, подлежащие обсуждению на сельских сборах, можно было разделить на две категории. Такие, как «распоряжения по земельному довольствию, назначение опекунов, определение меры телесного наказания...», решались не менее двумя третями голосов всех жителей населенного пункта. А разборы ссор, драк, буйства, непослушания старших, злоупотребления спиртными напитками могли производиться и при неполных сборах.

Исходя из «Положения...» 1842 года, станичным правлениям определялась и судебная власть. В компетенцию сельских правлений входило рассмотрение дел «не заключающих в себе важного преступления» иск, по которым не превышал 50 рублей. После решение, вынесенное станичным правлением, передавалось на суд общественности, которое, в свою очередь, «проверив обстоятельства дела, или соглашалось с мнением атамана и судей, или полагало свое решение».

Таким образом, функции станичного суда распределялись между сельским правлением и собранием общинников. Причем первые выполняли работу предварительной следственной власти, а последние - высшей судебной инстанции.

Разработанное на Кубани с учетом особенностей здешней жизни «Положение...» отразило многие аспекты традиционного казачьего уклада. Увеличивалась компетенция станичного сбора, которому поручалось выносить окончательное решение по многим вопросам хозяйственной жизни села, производить выборы правления, куда входили лучшие представители сельской общины, и депутатов для заседания в окружных судах, сыскных начальствах, где они являлись защитниками интересов рядового казачества. Большие права получал и станичный суд, кроме которого, согласно обычаям, оставался суд посредников или третейский.

Таким образом, законопроект 1842 года официально закреплял существование общинного самоуправления в станицах и хуторах Черноморского войска. Этому свидетельствует следующий факт. 16 сентября 1848 года и.о. наказного атамана генерал-майор Г.А. Рашпиль, дал станичным правлениям циркулярное предписание о перевыборах сельской администрации в связи с окончанием трехлетнего срока ее полномочий. В этом документе он требовал соблюдения процедуры проведения выборов, и описывал станичный сбор в Новонижестеблиевской, где при выборе сельского головы, общество разделилось на две группы: чиновники и казаки. Победа осталась за последними, хотя поступали требования об отмене результатов голосования. Этот пример подтверждает наш вывод о том, что желание простого народа, их выбор оставался решающим в любом споре, и они готовы были его защищать и отстаивать свою позицию перед вышестоящими инстанциями. В 1853 году изменился порядок управления в станичных обществах на основании закона о гражданском управлении войска Донского, где по иному строилась работа сельских сборов.

Рассмотрев вопрос, касающийся самоуправления станиц и хуторов Черноморского войска в XVIII - первой половине XIX веков отмечаем, что многие элементы демократического уклада жизни, заложенные еще в период существования Запорожской Сечи, были сохранены на Кубани. Это подтверждается следующими фактами:

1. выборностью станичного правительства из казачьей среды путем открытого общинного голосования;
2. деятельностью сбора (в разные времена назывался по-разному: рада, круг, сход, собрание...), где населением решались важнейшие вопросы жизни станиц;
3. наличием суда в котором на основе норм обычного

права (рамки допустимости, применения которых оговаривались правительственными распоряжениями) проходили правовые операции, хотя и по «маловажным» преступлениям;

4) присутствием депутатов (они также избирались на станичных сборах) на заседаниях окружных судов и сыскных начальств, что давало последним право защищать в них интересы казачьего общества;

5) существованием дарованных черноморцам прав и привилегий на землю (в пределах границ Войска), свободным передвижением по территории Кубани, пользованием ее недрами (рыбная ловля, охота, добыча соли (в более позднее время - нефти)), беспошлинной торговлей с жителями российских губерний и закубанских народов.

В заключении главы необходимо отметить, что с конца XVIII в. По 1860 год в системе управления Войском проводились преобразования, во многом соответствовавшие интересам царского правительства и чиновничьего аппарата Черномории. Эти изменения были тесно связаны с внутренней и внешней политикой центральных властей, видевших в лице казачества орудие для достижения своих целей (укрепление позиций на Северном Кавказе, Причерноморье и в Закавказье). Основную опору в решении этих вопросов правительство возлагало на представителей старшинской верхушки казачества, которые «за преданную службу» получали офицерские армейские чины, ключевые посты в управлении Войском, пожизненные земельные владения, различные привилегии. Элементы самоуправления, заложенные еще в период существования Запорожской Сечи, продолжали существовать на уровне станиц. Они выражались в выборности местной администрации из казаков населенного пункта, деятельности народного собрания, суда, существованием определенных государством прав и привилегий.

1.Короленко П.П. Черноморцы.- СПб.: Тип. департамента уделов, 1874.-212 с.

2.Короленко П.П. Атаманы бывшего Черноморского (ныне Кубанского) казачьего войска // Кубанский сб.- Екатеринодар, 1891.- Т.П.- С. 3 - 42.

3.Короленко П.П. Записка по истории кубанского казачьего войска// Кубанский сб.- Екатеринодар, 1915.-Т. XVIII.- С. 305 - 350.

.Короленко П.П. Предки кубанских казаков на Днепре: К истории кубанского казачьего войска // Кубанский сб.- Екатеринодар, 1901.- Т.VI.- С. 1-70.

5.Короленко П.П. Черноморцы на Кубани: Исторический очерк о заселении Кубани черноморскими казаками // Памятная книжка кубанской области на 1878 г.- Екатеринодар, 1876.-С. 113 - 144.

6.Короленко П.П. Первые четыре атамана бывшего Черноморского ныне Кубанского казачьего войска, 1775-1792 гг. // Кубанские областные ведомости.- Екатеринодар, 1892.- № 51.

.Котошихин Т. О России в царствование Алексея Михайловича. 4-е изд. -СПб.: Тип. отд. русского языка и словесности императорской академии наук, 1906.-194 с.

.Краснов П.Н. Картины былого Тихого Дона. Краткий исторический очерк истории войска Донского для чтения в семье, школе и войсковых частях.- СПб.: Товарищество Г. Гедике и А. Вильборг, 1909,- Т. 1-2.

.Крикунов В.П., Магомедов P.M., Пронштейн А.П. Краткий обзор указателей источников и литературы по истории Дона, Кубани и всего Северного Кавказа.- Отрадная: Отрадненский гуманит. ин-т, 1999. -19 с. ПО. Кубанское казачье войско 1696 - 1888. Сб. кратких сведений о войске / Под ред. Е.Д. Фелицына.- Воронеж: Типография В.И. Исаева, 1888.-478 с.

10.Кубанское казачество: проблемы истории и возрождения / Науч. ред. В.Н. Ратушняк, В.Е. Щетнев.- Краснодар: Кубан. гос. ун-т, 1992.- 144 с.

11.Кузьмин А. Запорожская Сечь. Исторический и бытовой очерк.- М.: Университетская тип. (Катков и Ко), 1904.- 125 с.

.К введению самоуправления в казачьих войсках // Приазовский край.-1913.-№101, 117.

.Лещенко А. Из истории украинской колонизации Кубани (роль черноморской старшины в освоении украинцами юго-восточного побережья Азовского моря // Труды Кубанского педагогического института.- Краснодар, 1930.-Т. 1.-146 с.

.Марков К.В. Крестьяне на Дону // Сб. областного войска Донского статистического комитета.-Новочеркасск, 1913.- вып. 13.- С. 52-109.

.Малукало А.Н. Кубанское казачье войско в 1860-1914 гг.: организация, система управления и функционирования, социально-экономический статус-Краснодар: КубГУ, 2003. - 216 с.

.Малахова Г.Н. Становление и развитие Российского государственного управления на Северном Кавказе в конце XVIII-XIX вв. - Ростов н/Д.: СКАГС,2001.

.Марковина М. Очерк истории Запорожского казачества. - СПб.: Типография второго отделения Собственной е.и.в. канцелярии, 1878.- 146 с.

.Мышецкий С.И. История о казаках запорожских, как оные из древле зачалися, и откуда свое происхождение имеют и в каком состоянии ныне находятся, сочиненная от инженерной команды, издана со списка хранящегося в библиотеке князя Михаила Семеновича Воронцова.- Одесса: Тип. Одесского общества истории и древностей, 1852.- 42 с.

.Новицкий Я.П. Материалы для истории запорожских казаков.- Екатеринослав, 1919. - 24 с.

.Озеров А.А., Киблицкий А.Г. История современного Донского казачества. Исследования и документы. - Ростов н/Д.: Ростиздат, 2000.- 320 с.

.Отец Феодосии (Макаревский). Самарский, Екатеринославской епархии Пустынно-Николаевский монастырь. - Екатеринослав: Тип. Екатеринославской епархии, 1873.- 121 с.

.Очерки традиционной культуры казачеств России. Т.1. / Под ред. Н.И. Бондаря.- М.; Краснодар, 2002.- 560 с.

.Очерки истории Кубани с древнейших времен до 1920 года / Под общ. ред. В.Н. Ратушняка.- Краснодар: Советская Кубань, 1996.- 656 с.

.Петровский А. Опись войсковым, наказным и войсковым наказным атаманам войска Донского. Новочеркасск: Военная типография, 1917.- 53 с.

.Певнев А.П. Кубанские казаки: пособие по истории.- Краснодар: «Сполох» Всекубанского казачьего войска, 1995.- 48 с.

.Платонов С.Ф. Очерки по истории смуты в Московском государстве XVII- XVII веков. Опыт изучения общественного строя и сословных отношений в смутное время. 2-е изд. - М.: Соцэкгиз, 1937.- 499 с.

.Попко И.Д. Черноморские казаки в гражданском и военном быту: Очерки края, общества, вооруженные силы и служба: В 2 ч.- Краснодар: Советская Кубань, 1998.-190 с.

.Попов А. Управление в войске донском и его атаманы с 1737 г. Алексей Иванович Иловайский // Донские войсковые ведомости.- 1854.- № 19, 22.

.Попов В.И. Материалы к истории Дона, документы с 1775 по 1847 гг. Новочеркасск: Из-во областного войска Донского статистического комитета, 1900.-вып. 1.- 168с.

.Попов И. Материалы к истории войска Донского // Сб. областного войска Донского статистического комитета. - Новочеркасск, 1901,- С. 117 - 120.

.Попов Х.И. Войсковые круги // Памятная книжка области войска Донского на 1916 г.- Новочеркасск: Изд-во областного войска Донского статистического комитета, 1916.- С. 1-7.

.Происхождение Запорожского казачества // Киевская старина. Киев, 1884.-Т. 9.-С. 580-608.

.Пронштейн А.П. Земля Донская в XVIII веке,- Ростов н/Д.: Изд-во Ростовского университета, 1961.- 354 с.

.Пронштейн А.П. Обзор материалов по истории донского казачества XVIII- XIX вв., хранящихся в Госархиве Ростовской области // Ежегодник археографической комиссии.- М.: Изд-во АН СССР, 1958. -Т. 1,- С. 228-242.

.Пудавов В.М. История войска Донского и старобытность начал казачества.-М.: Товарищество М.О. Вольф, 1890-1898.-397 с.

.Пушкарев С.Г. Донское казачество и Московское государство в XVII веке // Вопросы истории.- 1994.- №11.- С. 109-119.

.Ратушняк В.Н. Актуальные проблемы истории и историографии северного Кавказа / М-во образования Р.Ф., КГУ.- Краснодар: Кубан. гос. ун-т, 2000.- 233 с.

.Ригельман А.И. История о донских казаках.- М.: Издание императорского общества истории и древностей Российских, 1846.- 210 с.

.Ригельман А.И. История о казаках запорожских, как оные из древних лет зачалися и откуда свое происхождение имеют, и в каком состоянии ныне находятся. - М.: Издание императорского общества истории и древностей Российских, 1847.- 80 с.

.Ригельман А.И. Летописное повествование о Малой России и ее народе и казаках вообще, отколь, из какого народа оные происхождение свое имеют, и по каким случаям они ныне при своих местах обитают, как то: черкасские или малороссийские и запорожские, а от них уже донские, а от сих яицкие, уральские, гребенские, сибирские, волжские, терские, некрасовские и прочие казаки, как равно и слободские полки, 1785-1786 годах. - М.: Издание императорского общества истории и древностей Российских, 1847.- 219 с.

.Савельев A.M. Трехсотлетие войска Донского. - СПб.: Тип главного управления казачьих войск, 1870.- 245с.

.Савельев Е.П. Войсковой круг как народоправие на Дону. Исторический очерк.- Новочеркасск: Донская типография, 1913.-17 с.

.Савельев Е.П. История Дона и донского казачества: В 4 ч.-Новочеркасск, 1918.

.Сахаров П.П. Белое рабство на Дону // Донская церковная старина.-Новочеркасск, 1911.-вып. 2.- С. 145-158.

.Сватиков С.Г. Россия и Дон (1549-1917). Исследования государственного и административного права и политических движений на Дону.- Белград: Изд-во Донской исторической комиссии, 1924.- 570 с.

.Сементовский Н. Старина Малороссийская, запорожская и донская.- СПб.: Тип. Тренке и Фюсно, 1846.- 54 с.

.Сенюткин М. Донцы. Исторические очерки военных действий, биографии старшин прошлого века. - М.: Университетская тип. (Катков и Ко), 1866.-345 с.

.Скальковский А. История Новой Сечи или последнего Коша Запорожского, составлены из подлинных документов Запорожского сечевого архива. 2-е изд. - Одесса: Тип. одесского общество истории и древностей, 1846.-Ч.1-3.

.Скальковский А. К истории Запорожья // Киевская старина.- Киев, 1882.- №7.-С.178-180.

.Скорик А.П. Возникновение Донского казачества как этноса, изначальные культурные традиции. - Новочеркасск: Изд-во Новочеркасского политехнического университета, 1992.- 83 с.

«Порядок общей пользы»: опыт исторического комментария

«Порядок общей пользы» — документ, регламентирующий административно-территориальное устройство, формы землевладения и землепользования, управление и правила несения службы в Черноморском казачьем войске конца XVIII в. «Порядок» состоит из краткой преамбулы и 25 статей (параграфов).

От восторженного «первая конституция Кубани» до «продукта законодательных потуг местной черноморской старшины» — таков диапазон мнений об этом важнейшем документе. Естественно, что в силу своей значимости «Порядок» давно уже привлекал внимание исследователей. Наиболее интересный и продуктивный анализ «порядка общей пользы» представлен в работах Ф.А. Щербины, В.А. Голобуцкого, Г.Н. Шевченко (1).

Цель настоящей статьи — подробно прокомментировать ряд статей этого документа, дать новые интерпретации отдельным его тезисам, исходя из исторического контекста.

Предварительно несколько слов о датировке «Порядка». В одном из своих ранних произведений П.П. Короленко приводит полный его текст, датированный следующим образом: «1794 года января…» (2). В тексте, помещенном через четыре года в книге «Черноморцы», появилось и число — 1 января (3). То ли историку удалось найти точно датированную копию документа, то ли просто какие-то сведения, подтверждающие день его принятия (о судьбе подлинника, насколько мне известно, никаких данных не имеется).

В рукописной копии «Порядка», хранящейся в Государственном архиве Краснодарского края, полная дата подписания документа также отсутствует (4). Текст несколько отличается от опубликованного П.П. Короленко, но различия несущественны и непринципиальны.

Со своей стороны, в пользу принятия документа 1 января, могу привести следующий факт: журнал заседаний Войскового правительства, учрежденного «Порядком общей пользы», начинается с понедельника 2-го января 1794 г. (5). Есть еще одно свидетельство Е.Д. Фелицына, но о нем ниже.

Выражение «документ принят» употребляю в том смысле, что 1 января 1794 г. в «благополучном граде Екатеринодаре» его подписали авторы: атаман З.А. Чепега, войсковой судья А.А. Головатый и войсковой писарь Т.Т. Котляревский. ряд историков использует слово «принят» в значении утверждения «порядка» какой-то законодательной инстанцией. Состоялась ли подобная «апробация»?

Обзор литературы свидетельствует, что единого мнения на этот счет нет. В.С. Шамрай пишет: «1794 г. 1 января. На общем собрании войска установлен «Порядок общей пользы» (6). П.П. Короленко считал, что «Порядок общей пользы» утвердила («постановила протоколом») войсковая казачья Рада, проводившаяся в Екатеринодаре 1 января 1794 г. (7). Диаметрально противоположной точки зрения придерживается Ф.А. Щербина: «… в январе 1794 года Войсковое Правительство опубликовало … акт, озаглавленный «Порядок общей пользы» (8). При этом историк отмечает, что произошло это «без участия войска», «не было ни Рады, ни казачьих совещаний». Далее, анализируя «грехи» этого документа, он пишет: «Казаки ничего подобного не допустили бы на Войсковой Раде, где сама старшина не решилась бы на Раде устанавливать подобные порядки»; еще через страницу он прямо заявляет, что триумвират в лице войсковых атамана, судьи и писаря установили этот акт без Войсковой Рады (9).

А что думают по этому поводу современные историки? Позиции Ф.А. Щербины, очевидно, придерживается С. Якаев: «… 1794 г. январь. В Екатеринодаре Войсковым правительством … издано первое законодательство войска под названием «Порядок общей пользы» (10). Т.М. Феофилактова пишет о принятии «Порядка» общим собранием войсковой старшины (11). «На общем собрании руководства войска и куренных атаманов — был принят «Порядок общей пользы» — считает В.Н. Ратушняк.

Вполне очевидно — без привлечения новых источников ответить на этот вопрос с должной уверенностью не удастся. Считаю, что версиюВ.С. Шамрая об общем собрании войска можно смело отбросить. Рада, как общенародное собрание, как «высший административный, законодательный и судебный орган» (13) в январе 1794 г. вряд ли могла быть собрана. Дело не только в физической невозможности собрать казаков или даже их представителей в условиях пока еще бесконтрольного и довольно хаотичного расселения по Кубанской земле. Созыв такой Рады противоречил не только высочайшей Грамоте, пожалованной войску 30 июня 1792 г., но и «Порядку общей пользы», который эту самую Раду фактически и уничтожал.

Если исходить из буквального значения слова «рада» — совет, группа сановников, совещание, коллегиальное решение (14) — то собрание находившейся под рукой старшины, а может быть и некоторых представителей рядового казачества, судя по всему, действительно имело место. В ряде приказов З.А. Чепеги этих лет встречаются выражения: «… за собранием вверенного мне войска войсковых старшин…», «…оного войска старшины и казаки по общему желанию усоветуя…», «…войсковые куренные атаманы и войско…» (15). Насколько реальной была степень влияния рядовых казаков на принятие важных решений — судить трудно. Скорее всего, включение в документ «войска», «казаков», «общества» — дань традиционной фигуре речи, а не отражение подлинного положения дел.

Замечательное свидетельство того, как и кем действительно принимались в то время важные решения, оставил неизвестный современник описываемых событий: «Августа 15 дня собрались в Войсковое правительство кошевой атаман, войсковые старшины, полковники, бунчуковое товарищество, полковые старшины и атаманы (куренные — Б.Ф.), и положили… воздвигнуть главный город Екатеринодар, построить в нем Войсковое правительство и сорок куреней…» (16).

Впрочем, сам факт созыва 1 января 1794 г. совещания какого-либо уровня еще нисколько не доказывает факт утверждения им «Порядка общей пользы». Сам тон документа этого, как кажется, и не предполагает. В самом начале авторы (высшее руководство войска) заявляют: «Мы, будучи избранными и утвержденными к управлению … в начальники… поставляем оные навсегда … устроить порядок нижеследующий». И в конце: «Вышеописанный порядок возстановляя, надеемся, что наше войсковое общество примет сей в кротости духа и … посвятит себя в непременном его исполнении».

Перейдем к истории появления этого документа. Ф.А. Щербина постоянно подчеркивает его самозванный характер, приписывая его создание исключительно личным амбициям атамана, судьи и писаря. Конечно, это не так. Умные и дальновидные представители войскового руководства давно понимали, что войско не может бесконечно находиться в «подвешенном» состоянии, не имея никакого правового обеспечения. Еще 29 февраля 1792 г. войсковому судье А.А. Головатому, направлявшемуся с делегацией в Петербург, от имени «всего общества» вручили инструкцию для поднесения Ея Императорскому Величеству. В 8-м пункте инструкции просилось следующее: «Порядок учреждения сего Войска по роду службы, на каком положении ему быть» (17).

В сущности, Грамота Екатерины II от 30 июня 1792 г. и явилась ответом на этот вопрос. Главное, стержневое положение этой грамоты в интересующем нас аспекте звучало так: «Желаем мы, чтоб земское управление сего войска лучшаго порядка и благоустройства соображаемо было с изданными от нас учреждениями о управлении губерний» (18). Грамота очень лаконична, ответить на частные вопросы должен был местный подзаконный акт. Переселение на Кубань вызвало необходимость ускорить принятие такого документа. новые земли, новые социально-экономические отношения, новые условия службы — да «порядок» был просто необходим (хороший он или плохой, справедливый или нет — это уже второй вопрос).

10 ноября 1793 г. Войсковое правительство обратилось к Таврическому вице-губернатору К. Габлицу «о снабжении нужными высочайшими о управлении губернии учреждением и всеми другими законами» (19). Возможно, что работа над «Порядком» уже началась. 26 ноября К. Габлиц сообщил правительству о передаче заявки на законы в Таврическое областное правление (20).

Интереснейшие сведения мы можем извлечь из письма графаП.А. Зубова к З.А. чепеге, датированном 2 марта 1794 г. «Сделанное постановление порядка во всемилостивейше пожалованной войску Черноморскому земле нахожу я соответствующей пользе общества; но дабы управление сего войска могло быть основано на твердых и незыблемых правилах нужно во-первых снабдить оное законами, которые вскоре и будут в войско отправлены; а во вторых сообразить во всех частях помянутое постановление с законами, что поручил я сделать обще с вами господину Таврическому губернатору…» (21).

Итак, законодательные документы не поступили в Екатеринодар и к весне 1794 г. Но это еще не означает полное отсутствие каких-то сборников российских законов в Черноморском войске. Ряд статей «Порядка» написаны явно на основе «Учреждения для управления губерний», изданного в 1775 г. В связи с этим можно предположить, что ведущую роль в создании «Порядка общей пользы» сыграл войсковой судья А.А. Головатый, служивший до образования Черноморского войска капитан-исправником (глава земской полиции) в Новомосковске и потому прекрасно знавший российское законодательство.

Граф П.А. Зубов требует «сообразить» «Порядок» с законами во всех его частях. Проводилась ли такая работа, неизвестно. Возможно, ответом на требования П.А. Зубова явилось создание для окружных правлений особого «Наставления из войскового Черноморского правительства», подготовленного на основе российских законоположений (в частности, «Устава благочиния») и лишь немного подправленного на местный лад (22).

Но для чего же черноморцы отправили «Порядок общей пользы» к всесильному графу: для консультации, одобрения или утверждения официальным порядком? Ответ на этот вопрос, наверное, хранится в центральных архивах страны. Сам факт отправки «Конституции Кубани» в столицу, на мой взгляд, лишний раз свидетельствует в пользу того, что ни Рада, ни какое-то другое собрание ее не утверждали. Не говоря уже о юридической неправомочности такого акта (в силу грамоты Екатерины II) руководство войска оказалось бы просто в нелепом положении, переделывая (и, может быть, не один раз) по распоряжению высшего сановника уже утвержденный документ. Три высших должностных лица войска подписали «Порядок», довели его до сведения казаков, а те приняли к руководству и исполнению.

Первой статьей «Порядка» в Черноморском войске учреждалась Войсковое правительство, «управляющее Войском на точном и непоколебимом основании всероссийских законов». В его состав входили кошевой атаман, войсковой судья и войсковой писарь. Таким образом, Войсковой Кош, как главный орган управления войском, трансформировался в Войсковое правительство (в конце XVIII-начале XIX вв. термин «Кош» нес различные смысловые нагрузки: штаб-квартира, стан, лагерь, резиденция, «столица» войска, а в ряде случаев, как кажется, и весь административный аппарат первых лиц войска и др.). В значении же «главный стан войска» слово «Кош» употреблялось еще много лет даже в общероссийских законодательных актах (23). Интересно, что в 1797 г. один из авторов «Порядка» войсковой атаман Т.Т. Котляревский хлопотал о дозволении именовать Войсковое правительство «по прежнему Кошем войска верных черноморских казаков» (24).

Важно отметить следующее — учреждение Войскового правительства явилось по сути дела формальным актом, закрепившим давно уже существующее в жизни. Бумаги за подписью Войскового правительства встречаются и до 1794 г. Одновременно употреблялась формула «Из Коша». «Порядок» устранил эту двусмысленность. Фактически он явился подзаконным местным актом, так как юридически существование Войскового правительства было узаконено грамотой Екатерины II от 30 июня 1792 года. Об этом говорит и один из указов Войскового правительства: «… и по обзаведении города Екатеринодара в коем и войсковое правительство по силе высочайшей грамоты данной войску учреждено» (25).

Вместе с тем нельзя не сказать о том, что само правительство уже в конце XVIII века считало себя существующим именно с 1794 г. и за решения более раннего периода никакой ответственности на себя не брало.

В 1896 г. Е.Д. Фелицын опубликовал «Штат по должности атамана кошевого и войскового правительства», приложенный к «Порядку общей пользы» и датированный 1января 1794 г. (26). Штат предусматривал создание следующих экспедиций и отделений: паспортов и билетов, воинских, казенных и гражданских дел, дела по разным публикациям. Весь штат насчитывал 18 человек, общие расходы на зарплату, канцелярские товары и дрова были определены в 2000 руб. Следует отметить и наличие иной точки зрения на структуру Войскового правительства. В справке 1822 г., подготовленной к «Правилам по управлению Войском Черноморским» (разработанным А.П. Ермоловым), утверждалось, что в 1794 г. Войсковое правительство состояло из войскового атамана с двумя судьями, секретарем, протоколистом и заключалось в трех повытьях и регистратуре (27). Указанный состав правительства документами конца XVIII в. не подтверждается.

Третий параграф «порядка» предписывал «ради собрания войска… и прибежища бездомовных казаков» выстроить в Екатеринодаре сорок куреней. «Собрание войска», конечно, нельзя понимать как сбор всех казаков, что было не нужно, да и невозможно. Речь идет о казаках, высылаемых на действительную службу. дело в том, что Екатеринодар с первых дней и навсегда стал главным сборным пунктом строевых частей войска (кроме главного, существовали и частные сборные места). В течение нескольких последующих лет «при Войсковом правительстве при куренях на непредвиденный случай» состояло примерно тысяча казаков.

Численность «бездомовных» казаков установить невозможно. По мартовской переписи 1794 г., проведенной поручиком Миргородским и корнетом Демидовичем, в куренях войска числилось 12645 казаков (28). Если признать правомочной экстраполяцию данных переписи 1800 г. на 1794 г., то число сиромах должно было составлять примерно 30-35 %. Разместить всех этих людей (а численность их постоянно увеличивалась) в куренях было невозможно, да и чревато негативными социальными последствиями. Большая часть «неимущественных» казаков оказалась на рыбных заводах, так как им отдали «по жеребу (жребию — Б.Ф.) для рыболовни вентерями, баграми и сандолями изобильные на рыбу гирла» (29).

Важно подчеркнуть и следующий момент: 2 новых куреня, добавленные к традиционным 38, были созданы по высочайшему повелению. Уже в грамоте Екатерины II от 30 июня 1792 г. речь идет о 40 куренных атаманах (что, естественно, подразумевает 40 куреней). О высочайшей воле на этот счет свидетельствуют и бумаги З.А. Чепеги. Причины подобной реорганизации непонятны. Может быть, она находилась в русле правительственной политики по постепенному усечению традиционного казачьего уряда Запорожской Сечи, не оставившей, по словам Екатерины II, «по себе умам приятное прозвание».

В любой работе по истории Кубани можно прочесть, что два новых куреня получили названия Екатерининский и Березанский (в ранних источниках название первого из них пишется через «и» — «Екатерининский», форма «Екатериновский» появилась позже и, очевидно, самопроизвольно). И это верно. Но дело в том, что в «порядке» нет куреня Березанского, а есть — Небержанский. Когда, кто и почему изменил название нового куреня? Во всяком случае, из циркулярного приказа З.А. Чепеги 18 февраля 1794 г. мы узнаем: «Войсковые и полковые старшины, куренные атаманы и войско, сего февраля 15 числа, во исполнение высочайшей Ея Императорского Величества воли, к имеющимся в войске 38 куреням, дабы было всего сорок, еще прибавили два куреня: Екатерининский и Березанский» (30).

Параграфом 7-м «Порядка» вся войсковая земля разделялась на пять округов со следующими окружными правлениями во главе: Екатеринодарским, Фанагорийским, Бейсугским, Ейским, Григорьевским. Окружные правления Черномории представляли собой не что иное, как земскую (сельскую) полицию. В ряде документов 1794 г. встречаются такие формулировки: «… для лучшего управления земской полиции…войсковая земля разделена на пять округов» (31).

Обязанности окружных правлений Черномории во многом были сходны с обязанностями сельской полиции российских губерний. Сугубо местной особенностью было наблюдение за поголовной и постоянной вооруженностью жителей. Права и обязанности полковников кружных правлений значительно совпадали с полномочиями земских исправников или капитанов, записанных в «Учреждении для управления губерний».

Создать окружные правления удалось далеко не сразу. К сентябрю 1794 г. открылись только два — Фанагорийское и Ейское (во главе соответственно полковники И. Юзбаша и полковник Е. Чепега). 26 сентября Войсковое правительство продублировало «порядок», издав указ о разделении земли на 5 округов (32). При этом их границы были уточнены и стали несколько отличаться от установленных «Порядком».

Буквально в нескольких архивных делах удалось встретить печати окружных правлений, изготовить которые предписывал «порядок». Изображения, выполненные на матрицах этих печатей, значительно отличаются от установленного описания (см. 33).

Объем статьи не позволяет прокомментировать еще ряд интересных статей «порядка». Некоторые из них не имеют безусловно однозначного толкования «порядок общей пользы» исключительно информативный и ценный источник, дальнейший скрупулезный анализ его содержания поможет уточнить многие реалии того времени.

Примечания

1.Щербина Ф.А. История Кубанского казачьего войска. Т. 1. Екатеринодар, 1910; Голобуцкий В.А. Черноморское казачество. Киев, 1956; Шевченко Г.Н. Черноморское казачество в конце XVIII— первой половине XIX в. Краснодар, 1993.

2.Короленко П.П. Черноморцы за Бугом // Военный сборник. СПб, 1868. № 4,5.

3.Короленко П.П. Черноморцы. СПб, 1874.

4.ГАКК. Ф. 249. Оп. 1. Д. 2830. Л. 1-8.

5.Там же. Ф. 250. Оп. 1. Д. 1. Л. 1.

6.Шамрай В.С. Хронология важнейшим событиям и законоположениям, имеющим отношение к истории Кубанской области и Кубанского казачьего войска. Екатеринодар, 1911. С. 33.

7.Короленко П.П. Первоначальное заселение черноморскими казаками Кубанской земли // Известия ОЛИКО. Вып. 1. Екатеринодар, 1899. С. 56, 57.

8.Щербина Ф.А. Указ. соч. С. 515.

9.Там же. С. 545, 548.

10. Якаев С. история кубанского казачества в датах, лицах, фактах и событиях // Вольная кубань (газета). 1993. 21 апреля.

11. Прошлое и настоящее Кубани в курсе отечественной истории /под ред. В.Н. Ратушняка/. Краснодар, 1794. С. 73.

12. Ратушняк В.Н. История Кубани с древнейших времен до конца XIX века. Краснодар, 2000. С. 100.

13. Яворницкий Д.И. История запорожских казаков. Репринт. изд. Киев, 1990. Т. 1. С. 163.

14. Словарь русского языка XI-XVIII вв. Вып. 21. М., 1995. С. 120.

15. ГАКК. Ф. 249. Оп. 1. Д. 267. Л. 2; Д. 239. Л. 13.

17. Короленко П.П. Черноморцы за Бугом. Б/м, б/г. Прилож. XIX, С. 22.

18. Копии Императорских грамот и других письменных актов, принадлежащих Кубанскому казачьему войску // Кубанский сборник. Екатеринодар, 1901. Т. 8. С. 288.

19. ГАКК. Ф. 249. Оп. 1. Д. 255. Л. 2.

20. Дмитренко И.И. Сборник исторических материалов по истории Кубанского казачьего войска. СПб, 1896. Т. 2. С. 127.

21. ГАКК. Ф. 249. Оп. 1. Д. 285. Л. 22.

22. Екатеринодар-Краснодар. Материалы к летописи. Краснодар, 1993.С. 23.

23. ПСЗ. Т. 27. СПб, 1830. Ст. 20508.

24. Кубанское казачье войско. 1696-1888 /под ред. Е.Д. Фелицына/. Воронеж, 1888. С. 68

25. ГАКК. Ф. 249. Оп. 1. Д. 294. Л. 56.

26. Фелицын Е.Д. Материалы для истории для истории кубанского казачьего войска// Кубанские областные ведомости. 1896. № 190.

27. ГАКК. Ф. 318. Оп. 1. Д. 29. Л. 5.

28. Там же. Ф. 396. Оп. 1. Д. 11328. Л. 6-11.

29. Там же. Ф. 249. Оп. 1. Д. 338. Л. 16.

30. Дмитренко И.И. Указ. соч. Т. 3. С. 724.

31. ГАКК. Ф. 249. Оп. 1. Д. 338. Л. 3.

32. Там же. Ф. 250. Оп. 1. Д. 3. Л. 86.

33.Фролов Б.Е. Окружные и куренные печати Черноморского казачьего войска // Информационный бюллетень (Архивный отдел администрации Краснодарского края). Краснодар, 1997. № 4.

Получили места под поселение и в начале мая начали селиться на отведённых местах исторические курени бывшего Запорожского казачьего войска.

Ныне это станицы и города: Батуринская, Брюховецкая, Ирклиевская, Динская, Пластуновская, Васюринская, Старовеличковская, Каневская, Платнировская, Прочноокопская, Тимашёвская (ныне город Тимашёвск), Усть-Лабинская (ныне город Усть-Лабинск) и некоторые другие.

В первый январский день 1794 года был принят «Порядок общей пользы»– документ, регламентирующий управление, расселение и землепользование в Черноморском казачьем войске. В этом акте официально закреплялись название и статус города Екатеринодара . Записано также было и о том, что «войсковую резиденцию решено устроить в Карасунском куте на Кубани и именовать её "градом Екатеринодаром"» . Кроме того, вся территория Черномории разделялась на пять округ, в том числе Екатеринодарскую.

Екатеринодарскому окружному правлению присваивалась печать с изображением казака, водрузившего ратище (то есть, пику) в землю. Эту печать, очевидно, можно считать первой печатью, связанной с именем города Екатеринодара. Иллюстрация: изображение печати Черноморского казачьего войска («Печать коша войска верных казаков черноморских», 1792 год) .

Вскоре было подготовлено «Наставление из войскового Черноморского правительства Екатеринодарскому окружному правлению» - своего рода инструкция по управлению округой, содержащая указания «О должностях», извлечения из «Порядка общей пользы», а также из общероссийских законоположений (в частности, из «Устава благочиния»), немного подправленные на местный лад.

В последних говорилось: «Буде кто определённой должности учнёт ради дел требовать, или брать, или возьмёт с кого плату, или подарок, или посул, или иной подкуп или взяток, доставлять яко лихоимца в правительство...

Буде кто злообычен в пьянстве, беспрерывно пьян или более времени в году пьян, нежели трезв, такого присылать в правительство для определения на воздержание...

Буде кто учнёт чинить колдовство, или чародейство, или иной подобный обман, происходящий от суеверия, или невежества, или мошенничества... или пугание чудовищем, или толкование снов, или искание клада, или имение видений, или нашептывание на бумагу, или траву, или питии, того отослать в правительство».

Эти наставления, следует отметить, выполнялись: до наших дней дошли рапорты екатеринодарского городничего об аресте провинившихся за сквернословие и «обитание в пьяном виде». Правда, таких случаев было мало...

Также 1 января 1794 года вновь образованный в Черноморском казачьем войске курень получил наименование «Березанский». Первым атаманом стал хорунжий Василий Гордеенко.

Было утверждено наименование вновь устраиваемого в Черноморском казачьем войске куренного селения «Екатеринов». Первым куренным атаманом был избран хорунжий Назар Резвый. Ныне это станица Крыловская одноименного района Кубани.

И ещё одно событие 1 января 1794 года . При приграничной крепости Кавказской на реке Кубани донскими казаками (435 душ мужского пола) была поселена станица Кавказская.

1843 год:

Образована самостоятельная Кавказская епархия (в Ставрополе), в ведение которой относилась область войска Черноморского. Первым епископом был Иеремия. Как свидетельствуют архивные документы, впервые Иеремия посетил столицу Кубанского края - город Екатеринодар в мае 1844 года.

1848 год:

В Екатеринодаре создана межевая комиссия, положившая начало землеустроительной службе Кубани.

1869 год:

Открылась первая общедоступная библиотека в городе Екатеринодаре.

1882 год:

Стала издаваться первая в Кубанской области частная газета «Кубань» («общественная, литературная и политическая» ). Выходила она от одного до двух раз в неделю и публиковала много краеведческого материала. Последний номер увидел свет 1 октября 1885 года, и вплоть до 1905-го частных газет в Екатеринодаре не издавалось.

1890 год:

В селе Великом Кубанской области родился Василий Дровянников – воспитанник Кубанского музыкального техникума и Московского музыкального образцового техникума, студии Большого театра; прошедший стажировку в Италии (в легендарном миланском Teatro alla Scala) и с 1925 по 1941 год являвшийся солистом Большого театра, исполнителем басовых партий.

Коллеги по сцене Василия Дровянникова называли «красным Шаляпиным» за то, что помимо певческой стези, занимал ответственные государственне посты. В частности, Василий Евдокимович был одним из руководителей Кубанской чрезвычайной комиссии, заведовал рабоче-крестьянской инспекцией, а позже работал в правлении Госкино СССР уполномоченным по просмотру сценариев.

1901 год:

Открыт приём в музыкальные классы Екатеринодарского отделения Императорского русского музыкального общества (ИРМО). Заведовал музыкальными классами Павел Махровский.

1904 год:

Образован Кубанский комитет РСДРП (Российской социал-демократической рабочей партии), возглавивший деятельность социал-демократов Кубанской области и Черноморской губернии. В его состав вошли М.М.Костеловская, В.С.Попов, А.Г.Щербинин, М.О.Шишкин, С.И.Мартыновский и другие революционеры.

1910 год:

Певческий хор Кубанского казачьего войска возглавил регент Яков Тараненко (собиратель народных песен).

1914 год:

Вышел первый номер еженедельного военно-общественного и литературного журнала «Кубанский казачий вестник» . Журнал являлся продолжением «Кубанского казачьего листка», издававшегося в 1911 – 1912 годах как приложение к «Кубанским областным ведомостям» , а в 1912-м самостоятельно, и имел ультраправое направление.

С 1916 года «Кубанский казачий вестник» носил подзаголовок «Военно-церковно-общественный и литературный журнал».

1937 год:

Президиум Азово-Черноморского крайисполкома принял решение о создании Краснодарского театра музыкальной комедии.

1948 год:

В посёлке Ахтырском Абинского района Кубани в семье сельских учителей родился Юрий Гречко – поэт, журналист, член Союза писателей СССР, Союза российских писателей, лауреат Всесоюзной литературной премии имени Максима Горького, член правления Краснодарской краевой организации Союза российских писателей.

1960 год:

В Краснодаре вступил в строй фарфорофаянсовый завод. С 1966-го носящий наименование «Чайка» – бренд, известный не только в России, но и за рубежом.

Строительство завода было начато ещё в 1956 году. Параллельно, группа рабочих (50 человек) проходила обучение в Ленинградском научно-исследовательском керамическом институте, а затем практику на Дулевском фарфоровом заводе. Так сформировалось ядро коллектива, которому предстояло осваивать новое для Кубани производство.

В марте 1960 года предприятие выпустило первую партию фарфоровой посуды. А в 1964 стало производить и фаянсовую продукцию. Два года спустя в Москве состоялась выставка-продажа кубанского фарфора, имевшая успех.

За прошедшие с момента открытия Краснодарского фарфорофаянсового завода «Чайка» годы, сложилась художественная школа, прошли которую многие мастера.

В своей статье «Имя дома твоего. Малоизученные страницы истории основания и заселения Минского куреня» (газета «Криница», № 4 за 1998 год) я, ссылаясь на «Исторические записки о Войске Черноморском» А.М.Туренко, высказал робкое предположение о том, что Менский (Минский) курень возник еще до общей жеребьевки, с помощью которой были определены места будущих черноморских куренных селений, и основали его казаки на месте существовавшего уже на ту пору казачьего кордона у колодцев на реке Сосыке при впадении ее в реку Ею. Если это так, то место под будущий курень было тщательно исследовано и поэтому нашу станицу не постигла участь других кубанских станиц, оказавшихся в топких и неудобных для ведения хозяйства местах, так что потребовалось даже переселение части из них в другие, более возвышенные, места. Известно, что были курени, менявшие места по несколько раз и оказавшиеся, в конце концов, в десятках, а то и в сотнях верст от мест первоначального заселения. На «исторические данные и указания А.М.Туренко» ссылается в своей «Истории Кубанского казачьего войска» известный кубанский историк Ф.А.Щербина. Между тем, у «Исторических записок о Войске Черноморском» был и другой автор - выдающийся кубанский просветитель, историк и литератор, один из самых близких друзей Т.Г.Шевченко, есаул Яков Герасимович Кухаренко. Именно им, есаулам Кухаренко и Туренко, было поручено составить военно-статистическое описание Черноморского Войска, которое они подготовили в течение полутора лет, выполнив его по канонам военно-статистических обозрений своего времени. Было изготовлено несколько экземпляров рукописи, в том числе авторские копии. Александр Михайлович Туренко сделал на своем экземпляре приписку о своем авторстве. Ну а дальше события развивались уже по воле случая. Спустя полвека именно этот экземпляр рукописи попал в редакцию известного исторического журнала «Киевская старина», где рукопись была опубликована в 1887 году под именем А.М.Туренко. Вплоть до 1964 года «Исторические заметки» приписывались одному Туренко, пока известный литературный краевед Василий Николаевич Орел не доказал причастность к написанию первой истории Черноморского казачьего войска Якова Герасимовича Кухаренко, в то время ассесора войсковой канцелярии, а в последствии непременного члена войсковой канцелярии по экономической экспедиции, окружного штаб-офицера Ейского военного округа, члена общего присутствия департамента военных поселений по делам казачьих иррегулярных войск на Кубани. В 1851 году в чине полковника он был назначен Высочайшим приказом исправляющим должность наказного атамана Азовского казачьего войска, а через год, уже в звании генерал-майора, был утвержден начальником штаба и наказным атаманом Черноморского казачьего войска. «Исторические Записки о Войске Черноморском» стали первым историческим трудом о черноморских казаках и, благодаря большой насыщенности фактическим материалом, не утратили ценности и в наше время, особенно, что касается упоминаний в них Менского (Минского) куреня. Для нас это тем более важно, что в работах некоторых современных историков, к примеру, профессора Краснодарского Государственного университета Валерия Николаевича Ратушняка («Кубань: 2000 лет исторического пути (хроника, события, факты)», Краснодар, 2000), станице Староминской, а заодно и станице Канеловской Староминского района, упорно отказывается в одинаковом старшинстве с другими старейшими станицами Кубани, причем делается это не столько по причине небрежения историческими источниками, сколько в силу явной неполноты накопительной базы, так как к старейшим куреням отнесены только тридцать четыре куреня из сорока, и, кроме Минского куренного селения, не повезло также Переяславскому, Вышестеблиевскому, Леушковскому и Пашковскому куреням. Но если по остальным куренным селениям в переизданной вскоре книге ошибка была исправлена, то Минскому и Конеловскому куреням не повезло и на этот раз. А ведь достаточно было бы перелистать «Исторические заметки» Кухаренко и Туренко, и ошибки бы вообще не было. Впрочем, в книге немало и других несуразностей. Мы не знаем, к примеру, как Александр Михайлович Туренко мог родиться в 1793 году в Старощербиновском куренном селении, поскольку никакого куренного селения под таким названием в то время еще не существовало, и поэтому оставляем этот исторический казус на совести уважаемого профессора. Тем не менее, к приводимой им в книге «Кубань: 2000 лет исторического пути» хронологии истории Кубани в целом и Черномории, в частности, намерены периодически обращаться. И первой в череде исторических дат назовем 1 января 1794 года, когда в «благополучном городе Екатеринодаре» вступил в силу «Порядок общей пользы» - документ, в котором оговаривались правила расселения, управления и землепользования в Черноморском казачьем войске. Подлинный подписали: кошевой атаман, армии бригадир и кавалер Захарий Чепега, войсковой судья, армии полковник и кавалер Антон Головатый и войсковой писарь, армии полковник Тимофей Котляревский. Полностью документ приведен в «Исторических заметках о Войске Черноморском». «Порядком общей пользы» его назвала сама старшина, вообще же это был наказ, или, говоря по-современному, приказ по Черноморскому Войску. Кто был автором этого документа, точно сказать невозможно, однако по слогу он очень напоминает деловую переписку войскового судьи, и по этой причине историк Ф.А.Щербина приписывает авторство документа Головатому, написавшему его текст собственноручно или продиктовавшему его содержание войсковому писарю. Но главное не в авторстве, а в содержании документа. Он начинается высокопарным утверждением общеизвестного, в общем-то, факта, что составители его «избраны и утверждены» самой Государыней Императрицей, Всепресветлейшей и Державнейшей Самодержицей Всероссийской, Екатериной Алексеевной, и светлейшим князем, генерал-фельдмаршалом и великим гетманом, покойным Григорием Александровичем Потемкиным. Избраны и утверждены для управления Черноморским войском и в качестве управителей «отныне и навсегда» утверждают ряд постановлений, определяющих порядки управления войском. В их числе - такие столь специфические, каких по определению не могло быть при старинном укладе в казачьем войске: упразднение Войсковой Рады, усиление привилегий казачьей старшины, введение частной собственности на некоторые виды земельных угодий, относящихся к общевойсковой собственности, и как следствие уничтожения высшего органа казачьего самоуправления - допущение эксплуатации рядовых казаков. Первым делом в «Порядке общей пользы» объявлялось о создании Войскового Правительства в составе кошевого атамана, войскового судьи и войскового писаря, которое обязывалось управлять войском «на точном и непоколебимом основании всероссийских законов». Для подкрепления состоящих на пограничной страже кордонов в Карасунском куте при реке Кубани воздвигался град, который было повелено именовать Екатеринодаром - в честь вечного достопамятства жизнедательницы и благодетельницы кубанских казаков Всемилостивейшей Государыни Императрицы. И главный для нас пункт «Порядка общей пользы», касающийся основания будущих куреней: по воинской дисциплине, ради собрания войска, устроения довлеемого порядка и прибежища бездомовных казаков в граде Екатеринодаре предписывалось выстроить сорок казачьих куреней (казарм) с названиями, бытовавшими еще в Запорожской Сечи, а остальное войско поселить при границе таким же количеством куренных селений, разместив их в местах, «где какому куреню по жребию принадлежать будет». Мы еще вернемся к «Порядку общей пользы», а пока перечислим все сорок куреней, намеченных к строительству в Екатеринодаре и отдельными поселениями при границе, со старыми их названиями, а также с указанием современной транскрипции их написания: Екатериновский (с 1961 года станица Крыловская одноименного Крыловского района, старшинство которой, впрочем, оспаривает станица Екатерининская Щербиновского района), Кисляковский (ныне станица Кисляковская Кущевского района), Ивановский (уже в «Порядке общей пользы» произошло видоизменение названия куреня на русский лад: в Слободзее курень назывался Ивонским - по имени молдавского господаря Ивона, ныне это станица Ивановская Полтавского района), Конеловский (в «Порядке общей пользы» он назван Конелевским, ныне это станица Канеловская Староминского района), Сергеевский (ныне станица Сергиевская Кореновского района), Динский (ныне станица Динская одноименного Динского района), Крыливский (ныне станица Крыловская Ленинградского, бывшего Уманского, района), Канивский (ныне станица Каневская одноименного Каневского района), Батуринский (ныне станица Батуринская Брюховецкого района), Поповичивский (с 1957 года станица Калининская одноименного Калининского района), Васюринский (ныне станица Васюринская Динского района), Незамаивский (ныне станица Незамаевская Новопокровского района) Ирклиевский (ныне станица Ирликиевская того же Новопокровского района), Щербиновский (ныне станица Старощербиновская Щербиновского района), Титоровский (ныне станица Старотитаровская на Тамани, Темрюкский район), Шкуренский (ныне станица Шкуринская Кущевского района), Коринивский (ныне город Кореновск), Рогивский (ныне станица Роговская Тимашевского района), Корсунский (ныне станица Старокорсунская Динского района), Калниболотский (ныне станица Калниболотская Новопокровского района), Уманский (до 1934 года станица Уманская, с 1934 года станица Ленинградская одноименного Ленинградского района), Деревянкивский (ныне станица Стародеревянковская Каневского района), Нижестеблиевский (ныне станица Старонижестеблиевская Полтавского, бывшего Красноармейского, района), Вышестеблиевский (ныне станица Вышестеблиевская на Тамани, Темрюкский район), Джерелиевский (ныне станица Староджерелиевская Полтавского района), Переясловский (ныне станица Переясловская Брюховецкого района), Полтавский (до 1933 года станица Полтавская, с 1933 года станица Красноармейская, с середины 90-х годов вновь станица Полтавская одноименного Полтавского района), Мышастовский (ныне станица Старомышастовская Динского района), Минский (в «Порядке общей пользы» он назван Менским, ныне станица Староминская одноименного Староминского района), Тымошивский (ныне город Тимашевск), Величкивский (ныне станица Старовеличковская Калининского, в прошлом Поповичевского, района), Леушковский (ныне станица Старолеушковская Павловского района), Пластуновский (ныне станица Пластуновская Динского района), Дадьковский (ныне станица Дадьковская Кореновского района), Брюховецкий (ныне станица Брюховецкая одноименного Брюховецкого района), Ведмедовский (ныне станица Медведовская Тимашевского района), Платнировский (ныне станица Платнировская Кореновского района), Пашковский (ныне станица Пашковская Динского района), Кущовский (ныне станица Кущевская одноименного Кущевского района), Березанский (ныне станица Березанская Выселковского района). 38 создававшихся куреней получили названия, бытовавшие еще в Запорожской Сечи. Два куреня - Екатериновский и Березанский - были названы в честь побед русского оружия над турками. «Исторические записки о Войске Черноморском», в которых приводится «Порядок общей пользы», были завершены написанием 15 мая 1836 года, и поэтому в них фигурируют уже устоявшиеся к тому времени названия, тогда как в подлиннике тот же Минский курень, например, фигурирует, как Менский. Была ли это описка войскового писаря или произошла естественная трансформация слова - гадать не будем. Отметим лишь, что примеры подобной трансформации были не единичны: курень Конеловский (в наказе от 1 января 1794 года он назван Конелевским) вскоре станет Канеловским, «обрусеют» и многие другие названия: Деревянкивский, Величкивский и прочие. Прежде всего, нас интересует наша прародина - Менский курень, природа его названия и время его заселения. Говоря о происхождении топонима «Мена», следует помнить, что корни его следует искать в Запорожской Сечи. Что касается даты основания куреня, то единой точки зрения на данную проблему нет и различные источники дают различные сведения. Традиционной датой основания Минского куреня считается 1794 год, однако некоторые авторы, подвергая анализу «Журнал атамана Чепиги» (вернее, его изложение анонимным автором), склоняются к тому, что курень возник не ранее 1795 года. В каком-то смысле они правы: основание любого из куреней, в том числе Минского, не могло быть единовременным актом, занимало несколько лет. Принимая во внимание этот довод, мы придерживаемся, тем не менее, традиционного взгляда, укоренившегося в историографии, и относим основание куреня к 1794 году. Почему же курень получил такое название - Минский? По этому поводу тоже не утихают споры. Наиболее распространенные гипотезы известны каждому краеведу. Назовем две из них. Первая: курень с таким названием существовал еще в Запорожской Сечи и получил название от речки Мены, на которой когда-то был основан. Вторая: курень получил свое название по имени боевого атамана Запорожской Сечи XVI века - Мины. Отсюда, мол, его наименование - Минский или Менский. В 3-хтомной истории запорожских казаков, от их возникновения до переселения на Кубань, мы не найдем имени мифического атамана Мины. При Иване Грозном (1556 год) ходили против крымцев черкасско-каневские казаки под начальством своих атаманов Млинского и Еськовича, иначе звавшегося Миской, но они дать название нашему куреню не могли. Остается вариант с речкой Меной. Действительно, одну из сотен Черниговского полка Запорожского казачьего войска комплектовало казачье поселение Мена, располагавшееся на речке с таким же названием, притоке реки Десны, которая в свою очередь является притоком Днепра. Одно время Черниговским полком командовал легендарный казачий полковник Павел Полуботок. Когда 6 ноября 1708 года в городе Глухове запорожцы выбирали себе нового гетмана, многие казаки указали тогда на Полуботка, но тут же отказались от своего намерения, потому что Петр Первый его все равно бы не утвердил. Больно хитер был Полуботок, мог уравняться самому Мазепе. Гетманом тогда был избран Скоропадский, а изменник Мазепа был предан анафеме. Об этом и многом другом из жизни запорожцев, и, прежде всего, казаков Менского куреня, мы узнаем со страниц романа Ивана Корбача «Сотники» (Киев, Украинский центр духовной культуры, 1995 год). Возможно ли воссоздать историю по роману, тем более если он написан не на родном тебе - украинском языке? Возможно, если это исторический роман. А язык, что ж язык, первый опыт прочтения «ридной мовы» был у меня, если память мне не изменяет, еще в четвертом классе и, представьте себе, вполне удачный. Так что раскроем книгу, и - вперед за главным ее героем сотником Менского куреня Игнатом Сахновским. На самых первых страницах романа мы находим Сахновского полным раздумий, правильно ли он поступил, не приняв сторону Мазепы и выступив против шведов. Современный украинский автор, Иван Корбач, не был бы настоящим украинцем, если бы не попытался пересмотреть отдельные уроки истории - обелить гетмана Ивана Степановича Мазепу, выступить апологетом отчуждения Украины от России. Отсюда - сомнения старого сотника. Однако хотя историческая канва романа исключительно интересна, нас сейчас интересует Мена, и только Мена, кстати, описанная в романе с большой любовью и, естественно, с юмором. Чего стоят, к примеру, приводимые в ней поговорки? «Чи правду кажуть, що Мена нэ можэ житы бэз вына? Або в Мени людэй дви жмэни?» - «Правду, правду...Можу ще додаты: «В Мени багна до колина и дров ны полина». Это - из разговора Игната Сахновского с гостем Мены, генеральным судьей Рады Михаилом Забилом. В их разговоре упоминается сотник Онисим Великий. Уж не предок ли это последнего атамана Менского коша - полковника Антона Великого, который поведет в 1792 году свой курень на Кубань? Что представляла собой тогдашняя Мена, сказать затруднительно, но вот старый Сахновский отписывает в своем завещании дворы, левады, гребли, млины, займища своим детям, и мы узнаём, что старшему, Ивану, отходят 29 дворов в Мени, 57 - в Фиськовцах, 9 - в Куковичах, 7 - в Макошине, 7 - в Бондаривцах, 4 - в Баби, 12 - в Величкивцах. Младшему достается хоть и меньше, но тоже не мало. Не забыл отец и про дочек. У Федоры муж умер, детей у нее нет, но имение есть - в Кисливцах. Младшая Ирина замужем за есаулом Троцким, но сдружилась с Лысенчихой, до семьи Лыненка руку тянет, и хоть нехорошо это при живом муже, а все ж у нее дети, внуки Игнатовы, а значит, и ее нельзя обидеть. А еще ведь надо дать на храм Божий, и несколько домов в Мене отписываются для Максакиевского монастыря. ...Течет в веках речка Мена. Из года в год несет свои воды, размывает берега, заливает прибрежные луга. В половодье она широка и бурлива, и на ней можно видеть «копыци сина», «дэрэвяни колэса», «драбыны з возу», «колоды», «стары пташыни кубла», «ризнотравья». Приток Десны, она служила когда-то своего рода границей (межой), отделявшей северные русские земли от печенегов и половцев. На берегах ее нередко «спалахувалы бойовыща» (вспыхивали бои). Кто-то бывал убит, кто-то полонен. Пленных обменивали на берегу речки, которой и имя дали - Мена. Позднее на ней стали устраивать торжища, на которых уже обменивали «худобу», «зброю», «одяг». Вот тогда и «зъявылысь пэрши осэли» (первые поселенцы). Огородили место дубовым забором, с трех сторон сделали земляные валы, с четвертой стороны место охраняла речка Мена. Так и место стали называть - Мена. Когда это было? «Гадають, ще на початку другого тысячелитти». «Цэ вжэ така сыва давнына, ще и уявыты важко» (это уже такая седая древность, что и представить трудно). Автор романа утверждает, что менцы ходили с дружиной князя Новгород-Северского, Игоря Святославича, против половцев и были разбиты. Позднее на Мену напали татаро-монголы и сожгли ее дотла, но она возродилась. «Котылыся чэриз Мену хвыли вийны то за кыивськый престол, то за моськовську шапку Мономаха», - читаем мы в романе. Здесь автор, что называется, берет через край. Да, войны велись и за великокняжеский престол, и за шапку Мономаха, вот только зачем ее считать чисто московской реликвией? Войны велись за святую Русь, за нашу общую в то время Родину. В 1735 году, например, менская сотня участвовала в войне с крымцами. В 1736 году запорожцы, в числе которых были и менцы, во второй раз взяли Азов. Славных казаков давала Мена. Достаточно сказать, что к Менскому куреню был приписан друг и соратник Богдана Хмельницкого, полковник Иван Богун. Что же до рода Сахновских, то многочисленных его представителей можно было встретить среди учителей и священников, врачей и воинских чинов. Так, праправнучка Игната Сахновского, Ганна (Анна) Сахновская, стала в 1913 году доктором медицины. Крестной матерью одного из Сахновских была мать Николая Васильевича Гоголя. О Мене, родине Сахновских, в романе говорится так: из таких Мен складывалась Украина. Так оно, наверное, и было. От себя же скажем: из таких станиц, как наша Староминская, складывалась Кубань, всей своей раздольной ширью прирастая к России. Место ей, как и для других куреней, досталось на новых землях по жребию. И хотя земли были воистину благодатными, жизнь на границе была нелегка. Поднять экономику края столь ничтожным количеством жителей, притом что дома оставались одни жены и дети, а мужья и отцы защищали границу, было очень трудно, практически невозможно, население, как сообщал в Петербург командующий Кавказским корпусом граф Паскевич, «день ото дня истаивало». Тогда-то и было принято решение переселить на Кубань новые партии жителей из Полтавской, Черниговской, Воронежской, Курской, Орловской и других губерний. Из Черниговской новая партия прибыла, в частности, из Мены, основав в окрестностях Минского куреня новое поселение - Новоминское. Как грибы после дождя, стали возникать курени с названиями, начинавшимися с приставки «ново», и чтобы не было путаницы, к названиям уже существующих куреней стали прибавлять приставку «старо». Так появились Старокорсунское, Старовеличковское, Стародеревянковское, Старощербиновское, Староминское, Старотитаровское куренные селения в отличие от Новокорсунского, Нововеличковского, Новодеревянковского, Новощербиновского, Новоминского, Новотитаровского селений. А поскольку некоторые из старых куреней уже начинались со слов «ниже», «выше», появились и вообще экзотические названия куреней, как, например, Старонижестеблиевский. По этому поводу даже бытовала забавная прибаутка «Старо-ниже-ново-выше-трохи-сбоку», как говорилось по адресу старых поселений с новыми названиями. Эта традиция - не ломать себе голову, придумывая названия для новых поселений - сохранилась до наших дней. Вот и существуют на карте края множество Восходов и Зорь, бессчетное количество Придорожных, Западных и Восточных хуторов и поселков, хутора Бабиче-Кореновский и Казаче-Малеваный в Кореновском районе, станица Юго-Северная - в Тихорецком районе. Однако вернемся к началу заселения нашего края. Еще до появления первых куреней, прибывшие из-за Буга первые партии черноморцев, организованные по пути следования в духе строго военной дисциплины, и поселены были по военному - при военных кордонах. Нас особенно интересует «кордон у колодцев выше устья Сасык-Еи», о котором упоминается в «Исторических записках о Войске Черноморском». Конечно же, это наша станица Староминская, которая с момента заселения славилась исключительно вкусной водой в криницах, располагавшихся по безымянной балке, впадающей в ручей Веселый, который, в свою очередь, впадает в реку Сосыку. Две криницы, по улице Западной и Новоминской, давали питьевую воду вплоть до 70-х годов минувшего века. Вся станица пользовалась водой из этих криниц. Однако родник - дело тонкое. Не сохранили люди криницы, а новые колодцы, сколько их не рой, такой воды уже не дают. Унесли криницы с собой свою тайну. Еще одна криница располагалась на выезде из станицы, на месте, где сейчас размещены помещения свинофермы колхоза имени Чапаева, но она известна совсем другой тайной. В копани, если верить бытующей в народе легенде, спрятаны семейные драгоценности Великой Княгини Ольги Александровны, родной сестры последнего русского императора Николая Второго, брошенные ею и ее спутниками, когда весной 1918 года она, беременная будущим сыном Гурием, пешим ходом добиралась в соседственную нам станицу Новоминскую. Двигались они из Ростова, где генерал Краснов, избранный атаманом Всевеликого Войска Донского, провозгласил отделение Дона от России. В этих условиях Великая Княгиня не могла оставаться сторонницей Краснова и приняла решение перебраться на Кубань. Путь лежал через Староминскую. На северной окраине станицы, Довгаливке, путники попросились на ночлег в хату казака по фамилии Вовк, но их не пустили. Заночевали прямо в степи, под открытым небом. На утро хватились, а лошадей нет: то ли цыгане их увели, то ли свои же казаки. Будучи на сносях, Ольга Александровна распорядилась двигаться налегке, оставив поклажу в бричке, а драгоценности сбросив в копань. Такая вот полудетективная, окрашенная романтическим флером, история. В «Исторических записках о Войске Черноморском» кордон «у колодцев выше устья Сасык-Еи» фигурирует наряду с кордонами Воронежским, Константиновским, Александринским, Павловским, Великомарьянским, Екатеринодарским, Александровским, Елинским, Марьяновским, Протоцким, Копыльским, Петровским, Андреевским, Георгиевским, Фанагорийским, а также кордонами при Ее у Сладкого лимана, на той же Ее при Горьком броде и в устье Кугоеи на слиянии ее с Еей. Некоторые из этих кордонов - Марьяновский, Александровский, Павловский - были заложены еще Александром Васильевичем Суворовым, когда он был назначен командующим Кубанским корпусом (1777 год) и Прикубанье сделалось ареной деятельности одного из самых знаменитых наших полководцев. К службе в новой должности Суворов приступил, когда черкесы, подстрекаемые турецкими эмиссарами, усилили враждебную деятельность против русских, переходя через Кубань и пробираясь в глубь степей до самых Челбасов и даже до Еи. По Кучук-Кайнарджийскому мирному договору между Россией и Турцией они должны были прекратить военные действия, и вроде бы даже прекратили, однако спокойствие было относительное, если это вообще можно было назвать спокойствием. Именно в это время было решено создать определенный по штату казачий полк с обычным для казаков жалованьем, провиантом и фуражом. Создали его из хоперцев, делившихся на компактных и некомпактных казаков (первые получали жалованье из казны), но употреблявшихся исключительно для внутренней службы - «для сыску воров и разбойников». Так было положено начало Хоперскому казачьему полку, который войдет позднее в состав Кубанского казачьего войска и по которому будет считаться старшинство этого войска. Небольшая воинская команда пребывала при Ейском Укреплении, где находился русский пристав, следивший за действиями местных кочевых орд, появившихся в этих местах самовольно, придя на кубанские земли из Бессарабии. Местом перекочевок им определили реку Ею, но они сразу же растеклись по всем речкам, вплоть до Кирпилей, а частью даже смешались с горцами. По характеристике Суворова, они отличались «всегдашним непостоянством», были «легкомысленны, лживы, лакомы, не верны». Их соседство с беспокойными черкесами требовало наложения «какой-нибудь военной узды», и Суворов даже намеревался устроить «хороший шанец по ту сторону Кубани», ибо расположение русских укреплений «на собственном грунте» черкесов сдерживало бы, по его мнению, их порывы к набегам. Обстоятельства помешали осуществить задуманное, но на правой стороне Кубани возник ряд новых постов и крепостей, и граница с тех пор оказалась на прочном замке. По расписанию на май 1779 года, русские войска в Прикубаньи располагались следующим образом. На Таманском полуострове находился Курский пехотный полк. Между Духовым и Сарским фельдшанцами располагался Тамбовский полк, который обслуживал находившуюся между ними Екатерининскую крепость. Благовещенская крепость при Копыле служила центром следующего, третьего района охраны. Усиленно охранялась Марьинская крепость. Далее следовали Александровская и Алексеевская крепости с многочисленными фельдшанцами. Наконец, для содержания почт и пикетов по Азовской дороге на Ставрополь была устроена Павловская крепость с восточным фельдшанцем. Полковые квартиры, по распоряжению Суворова, находились в лагерях, а корпусная квартира там, где находился сам Суворов. Большей частью времени - в Ейском Укреплении, располагавшемся в низовьях Еи, в непосредственной близости от места, где суждено будет возникнуть Минскому куреню. Принимая под командование Кубанский корпус, А.В.Суворов проделал большую работу по совершенствованию укреплений на Кубани, в том числе Ейского Укрепления. Найдя его расположение неудачным, он распорядился переместить его, отодвинув от Ейского лимана и обрыва Еи на картечный выстрел, чтобы можно было надежно поражать атакующего противника на открытом пространстве и лишать его возможности подойти скрытно к западному фасу укрепления. Ко времени описываемых событий Ейское Укрепление относилось к Ростовскому уезду Екатеринославской губернии, и поэтому утверждение некоторых краеведов о том, что прибывшая из Слободзеи поздней осенью 1792 года последняя партия переселенцев во главе с Кошевым атаманом Чепегой зазимовала в Ейском Укреплении, не соответствует действительности. Чтобы расположить три конных и два пеших пятисотенных полка, а также большой войсковой обоз «с войсковыми тяжелостями», на землях Екатеринославской губернии, надо было испрашивать разрешение у хозяев этих земель, тогда как рядом, за Еей, находилась своя земля. И отряд Чепеги, не останавливаясь, прошел мимо Ейского Укрепления, и, вытянувшись узкой колонной по едва возвышавшейся над водой гати, ступил на деревянный мост через Ею. Здравствуй, родная Кубань! За десять лет, прошедших после военной миссии А.В.Суворова на Кубани, обстановка в этом регионе в корне изменилась, и новые кордоны, как подчеркивается в «Исторических заметках о Войске Черноморском», устраивались уже не столько для обуздания, сколько «для снискания соседственной дружбы с закубанскими народами» - темиргайцами, чечней, пшедухами, натухайцами. Такая задача, в частности, определялась для пятнадцати кордонов, устраиваемых при Кубани. Остальные кордоны, в том числе кордон у колодцев на реке Сосыке, размещались в глубине степи и носили сугубо мирный характер. Без всякого сомнения, кордон у колодцев на Сосыке - это будущая наша станица Староминская. Кордон у Сладкого лимана на Ее - нынешняя станица Старощербиновская. Кордон в устье Кугоеи - станица Кущевская. Кордон у Черного Брода (в другом месте авторы «Исторических заметок» называют его Бурлацким Бродом) - станица Екатериновская Щербиновского района, называемая в народе Бурлацкой. Официально это название за нею не закрепилось, и мало кто сейчас задумывается о природе этого не русского топонима. У меня по этому поводу имеется своя версия, однако я изложу ее в своем месте. Как видим, поначалу войсковая старшина приурочивала местожительство населения не к краю, а исключительно к военным кордонам, располагавшимся большей частью у Кубани «близ черкес». В двенадцати кордонах - Александровском, Елинском, Ольгинском, Славянском, Протоцком, Копыльском, Петровском, Андреевском, Фанагорийском, кордоне у колодцев на реке Сосыке, кордоне при Сладком лимане (на карте Краснодарского края можно увидеть как минимум два Сладких лимана, в Славянском и Каневском районах, однако кордон, о котором идет речь, размещался на реке Ее) и кордоне в устье Кугоеи - было поселено от 34 до 95 дворов в каждом, или общим счетом 674 двора, в которых проживало 1718 душ мужского пола и 1345 душ женского пола. В семи кордонах - Константиновском, Александрином, Павловском, Марьянском, Григорьевском, Платоногорском и у Бурлацкого брода на Ее - от 107 до 195 дворов, или 882 двора (2417 лиц мужского пола и 1994 женского пола). Наконец, пять кордонов (у Щербины четыре, но это просто ошибка в счете) - Воронежский, Великомарьевский (Великомарьянский), Екатеринодарский, Елизаветинский и Новоекатерининский - имели от 226 до 365 дворов, или в общей сложности 1380 дворов с 3725 душами мужского пола и 3175 женского пола. Всего же было зачислено по кордонам 2936 дворов с 7860 душами мужского пола и 6514 душами женского пола, или общим счетом 14374 души обоего пола. Привязка жителей к кордонам сразу же обернулась тем, что привыкшее к хуторским заимкам казачье население начало разбредаться по всей округе, стараясь уйти вглубь степей подальше от Кубани и черкесов. Появились многочисленные хутора, возникли разного рода Андреевки, Константиновки, Стояновки, Алексеевки, Захарьевки, Онуфриевки, Тимофеевки, Антоновки и другие слободы. В скором времени их названия бесследно утратятся, однако на тот момент черноморцы явно вышли из повиновения и вели себя наперекор распоряжениям Войскового Правительства. Из сохранившегося архивного списка старшин и рядовых казаков Менского (Минского) куреня «от бывшаго Запорожья», что посылались на место размещения нового куреня, видно, что собирать их потребовалось со всей округи. 5 человек нашли в слободе Антоновке, 8 - в слободе Алексеевке, 5 - в Приморском Пересыпе близ Афтанизского лимана в Фанагории. 14 поселенцев будущему куреню дало селение Захарьевка, 20 человек дала слобода Тимофеевка, 10 - слобода Андреевка, 12 - слобода Антоновка, 5 - слобода Ангелинка. Четырнадцать бездомовных (бессемейных) казаков (список этот неполный) отправлялось в Менский курень из самой Фанагории. Одну семью, поселяемую в Менском курене, нашли на дальнем хуторе на одном из трех Челбасов. Нас интересует как можно более точное время заселения Менского (Минского) куреня, а еще ранее - «кордона у колодцев на реке Сосыке». Что касается пограничных кордонов по реке Кубани (речь идет о новых, черноморских, кордонах), то «Исторические записки о Войске Черноморском» относят их появление к 1793 году. Это явная ошибка. На деле указанные кордоны появились только весной 1794 года, а в 1793 году были основаны кордоны с совершенно другими названиями, и занимался этим не лично атаман Захарий Алексеевич Чепега, как утверждается в «Исторических записках», а назначенные им старшины - К.Белый и З.Малый. Эти ошибочные сведения авторы заимствовали из мемуаров неизвестного автора, опубликованных в «Русском инвалиде» за 1829 год. Однако остальные кордоны, в том числе и кордон у колодцев на реке Сосыке, могли появиться и в 1793 году, во всяком случае, сомневаться в этом у нас нет никаких оснований. На кордоне у колодцев на реке Сосыке было поселено 39 дворов общей численностью 142 поселенца (64 души мужского пола и 78 душ женского пола). Здесь же вскоре выпало разместиться и Менскому (Минскому) куреню. Места размещения куреней выбирались по жребию, который тянули куренные атаманы, вытаскивая из мохнатой казацкой шапки бумажки с названиями мест поселений. От Менского (Минского) куреня в жеребьевке участвовал последний атаман Менского коша, приведший казаков своего коша на Кубань, полковник Антон Великий. Обустраивать жизнь казаков на новом месте ему, увы, не пришлось. В 1796 году он принял участие в походе черноморцев на Персию и в должности командира второго казачьего полка погиб «во время большой штурмы» у Камышеватского полуострова на Каспии, утонув со всей своей командой на баркасе. Жеребьевка пришлась на 15 февраля 1794 года, а спустя три дня всем куренным атаманам был разослан циркулярный приказ кошевого атамана Чепеги, «чтобы они для осмотру показанных мест на первой седьмице следующего великого поста в понедельник со мной ехать сготовившись прибыли ко мне». Ведомость, распределяющая места для поселения казачьих куреней, датируется 21 марта 1794 года, то есть раньше этого казаки на место нового поселения не направлялись. Впрочем, в июле курени были уже частично заселены. Косвенным подтверждением тому служит циркуляр войскового судьи Головатого от 3 июля 1794 года о создании 20 почтовых станций, для обслуживания которых приходилось по 12 лошадей и по 6 повозок с погонщиками на каждую станцию. Эта повинность накладывалась на курени. Так, Калеловский курень должен был занарядить для почтовых целей пять лошадей (сведениями о подобной повинности по Минскому куреню мы не располагаем). В фондах нашего музея имеются списки казаков, а также старшин, имевших и не имевших армейские чины, прибывших на место Минского куреня «от бывшаго Запорожья». Вот лишь некоторые фамилии из этого списка: Бацманов, Бойченко, Велигура, Великий, Галушка, Горб, Малый, Мищенко, Мовчан, Мусиенко, Перлик, Таран. Всего в списке 129 человек (список неполный). Большинство из названных фамилий и сегодня у всех на слуху. Воистину, как поется в известной кубанской песне, «козацькому роду нэма пэрэводу». Из архивного списка первых поселенцев Минского куреня видно, что казачьи семьи были, как правило, многодетные, но в отдельных семьях были по преимуществу девочки, а это не давало преимуществ в жизни, так как земельные наделы нарезались только едокам мужского пола. Некоторые семьи не имели мужчин, а возглавлялись вдовами. Другие имели даже работников. Все это объективно способствовало усилению дифференциации в казачьей среде. Бытующее до настоящего времени мнение, что бедность - это результат исключительно природной лени человека, является вульгаризаторским и совершенно не выдерживает критики. Имевшие место неточности в определении границ куренных селений с самого начала давали казачьей верхушке возможность беспрепятственно захватывать лучшие войсковые земли, чем она и воспользовалась. Вся полнота власти на местах принадлежала куренным атаманам, избиравшимся из числа лиц казачьего сословия, достигших 35-летнего возраста. В число старшины входили также помощники атамана, судья и писарь. И хотя избиралась старшина исходя из деловых качеств, но, естественно, не из голытьбы, а только из зажиточных казаков, в руках которых были орудия труда, рабочий скот, лес на постройки и другие средства, тогда как казачья беднота - серома - ничего, кроме рабочих рук, не имела, вынужденная идти в кабалу к старшинам. В своих отчетах войсковые чиновники старались представить черноморское казачество как единое равноправное сословие, но на деле это было не так. Уже в «Порядке общей пользы», самом первом акте юридического оформления экономического строя и системы управления черноморскими казаками в годы их расселения по Кубани, казачья старшина была обозначена как привилегированная часть казачества с особыми правами, дарованными ей в связи с пожалованием царским правительством некоторым из старшин высоких армейских чинов. Параграфом 19 этого документа старшинам позволялось иметь собственные хутора и мельницы, а на приморских косах даже рыболовецкие заводы. Тем же параграфом им, «яко вождям, наставникам и попечителям войска», разрешалось поселять на хуторах сродственников и вольножелающих людей, то бишь работников, определять им по штатной росписи землю. Надо ли говорить, что старшины тут же воспользовались этими привилегиями? Процесс расслоения казачества - это тема особого разговора, мне же хочется вернуться в начало заселения Минского куреня, чтобы рассказать о первом атамане Минского куреня полковнике Антоне Великом. Народная молва свидетельствует о том, что в Староминской земле до сих пор сохраняются главные колокола разрушенных в 30-е года прошлого века трех староминских храмов. Колокола живут даже в земле, а вот люди уходят из жизни, и память о них с годами стирается. До обидного мало нам известно, к примеру, о станичных атаманах, их делах на пользу станичного общества. Тем приятнее сознавать, что несколько забытых имен нам удалось воскресить, вернуть их, что называется, из небытия. В том числе имя полковника Антона Великого. Из книги писателя-эмигранта Федора Кубанского (Федора Ивановича Горба) «На привольных степях кубанских» (Paterson, New Jersew, USA, 1955) мы узнали, что последним атаманом Минского коша, приведшим своих казаков из Слободзеи на Кубань, был полковник Антон Великий. В Музее Кубанского казачества в городе Ховеле в США хранятся реликвии Кубанского казачьего войска, и среди них малые куренные знамена и значки, бывшие еще в Запорожской Сечи. На одном из рапиров можно прочитать: «Сей рапир сделан Атаманом Менского куреня Антоном Великим в 17..» (две последние цифры выщерблены картечью). Рапир матерчатый, зеленого цвета, с бунчуком, неплохо сохранившийся. Сведения об атамане Антоне Великом мы собирали из исторических хроник, относящихся к истории запорожских казаков, но, к сожалению, они очень скудны и относятся, в основном, к последним годам его жизни, к так называемому персидскому походу. Уже самые первые годы жизни черноморских казаков на новом месте были омрачены тяготами и худыми последствиями военного предприятия, вошедшего в историю под этим названием. Возглавлял поход Антон Головатый. В нем участвовал в должности командира второго казачьего полка полковник Антон Великий. Именно из сообщений Головатого стало известно о гибели многих казаков, в том числе атамана Великого. В одной из своих реляций он сообщал, что «от сильных морских штурм» несколько казаков умерло, а число больных умножилось до 60 человек. Затем счет умерших пошел уже на десятки. Во время «большой штурмы» у Камышеватского полуострова баркас, в котором находился полковник Великий, пошел ко дну, и атаман утонул вместе со всей командой. Перед своей смертью, 24 августа 1796 года, Великий сообщил Головатому с острова Сары, что из ста казаков, рубивших лес под командой полкового квартирмейстера на Талышинских берегах, 39 скрылись в неизвестном направлении. Из другого сообщения Великого следовало, что побег совершили казаки из команд Семена Чернолеса и Семена Порохни, причем последний «был одержим» такой сильной болезнью, что не в состоянии был даже дать показания, как бежали от него казаки. Отряд под командой полковника Великого поймал 10 беглецов, отощавших без пищи и раскаивавшихся в своем побеге. Остальных вернуть не удалось. Бунту казаков предшествовали попытки отыскать «желательный строй казачьего уряда», как они писали в своем прошении в Черноморское войсковое общество. Начался бунт с того, что недовольные казаки заявили свои претензии, жалуясь на то, что казна задолжала им много денег, что за возведение батарей им было выдано две бочки горячего вина, но они выпили только по три порции, а остальное вино осталось у полковника Чернышева, что для больных казаков, отправлявшихся из Баку в Россию, также было выделено горячее вино, но его получили только казаки, бывшие на одном судне с Чернышевым, а на остальных суднах вина «вовсе не видали». Как видим, на первых порах дело обстояло таким образом, что достаточно было проявить мало мальски справедливое отношение старшины к казакам, и оно обернулось бы миром. Однако самые что ни на есть обыкновенные осложнения были превращены казачьей старшиной в бунт. Опрашиваемых казаков «наказывали до полусмерти», претензии их не были удовлетворены, а казачью депутацию в столицу арестовали и отправили в Петропавловскую крепость. 165 казаков были приговорены к смерти через повешение, а двух казаков, не достигших 14-летнего возраста, суд постановил, «в виде смягчения наказания», прогнать шпицрутенами сквозь тысячу человек. Одного восемь, другого десять раз. Суд высшей инстанции изменил лишь степень наказания, исключив из него смертную казнь. Одни были нещадно биты кнутами, другим вырывали ноздри, на третьих накладывали клейма. Так закончился этот бунт, который можно считать последним актом славного Запорожья, его лебединой песнью. Наступали новые времена, и уже сочинялись новые песни. Предстояло заселение Старой Линии, где главную роль играли уже не черноморцы, а донцы. Причиной бунта, как отмечалось в донесении полковника Великого, явилась задержка казакам текущего жалованья. Из других источников следует, что многие курени не получали не только жалованья, но даже причитающихся им для переселения денежных сумм. Смеем думать, Минский курень не был в этом отношении исключением, и полковник Великий мог только догадываться, куда уходят казенные деньги. На этом деле грела руки прежде всего казацкая старшина. Так, войсковой атаман Захарий Чепега уже к 1794 году имел за собой два хутора по рекам Челбасы и Кирпили, построив на них две плотинные мельницы. В том же году войсковой писарь Т.Котляревский получил разрешение на постройку двух хуторов и плотинной мельницы на реке Бейсуг. Секунд-майору Л.Тиховскому было передано в 1795 году восемь квадратных верст земли под хутор на реке Малый Бейсуг. Большие участки получили секунд-майор К.Кордовский и капитан И.Танский. Полученные земли старшина считала вечнопотомственными и распоряжалась ими по своему усмотрению. Например, секунд-майор Евтихий Чепега продал свой хутор на реке Челбасы господину майору Федору Барсуку. Считая челбасский хутор своей неотъемлемой собственностью, Барсуки постоянно укрепляли свое хозяйство. Так, в 1808 году Федор Барсук водворил в нем 14 душ дворовых крестьян. Павел Барсук (сын Федора) прикупил в 1838 году еще 19 крестьян. В 1850 году у Павла Барсука было уже 222 крепостных крестьянина, из них 117 душ мужского и 105 женского пола, и несколько тысяч десятин пашни. Мы называем здесь очень известные в нашей казачьей истории имена, но, как говорится, слова из песни не выкинуть. Что же до своего боевого атамана полковника Антона Великого, то у нас есть все основания им гордиться. А теперь посмотрим на историю заселения Минского куреня с высоты сегодняшнего времени. В 2000 году известная Ростовская фирма «Вика», оказывающая услуги по маркетингу и занимающаяся геокосмическими исследованиями в области астропсихологии и организации производства, осуществила по заказу нашего районного музея историко-астрологический анализ возникновения социального объекта Староминская. Социальная среда станицы Староминской, отмечалось в ее анализе, обладает большой жизненной энергоемкостью. Географическое положение района свидетельствует о способности людей рисковать для достижения своих целей, находить скрытые источники помощи своим планам. Это, несомненно, способствует широкому спектру социально-политических преобразований, особенно при смене структур государственного управления. Можно по разному относиться к подобного рода анализам, но одно мы должны признать как факт: при возникновении в 1794 году Минского куреня звезды однозначно указали на то, что жребий его будет счастливым. Ничего этого первые поселенцы, естественно, не знали. Мерно двигались запряженные волами гарбы, увозя в неизвестность семьи с их нехитрым скарбом и протяжными чумацкими песнями. Далеко окрест разносилась грустная песня про чаечку, чьи детоньки были сварены в пустой чумацкой каше: Чаичка литае, к зэмли прыпадае, Вона того чумаченька долю проклынае. Где он там, впереди, долгожданный Минский курень? Где она, долгожданная мирная и зажиточная жизнь? Не скоро она еще придет на эту землю. Немало пота и крови будет пролито, пока взрастут на ней первые всходы. Место под курень было выбрано на реке Сосыке, но заселяться курень начал не по Сосыке, а по берегу речки Веселой, впадающей в Сосыку. Собственно говоря, это была и не речка вовсе, а так себе - ручеек. Однако берега его были обрывисты, и во время обильного снеготаянья или после ливневых дождей ручей становился бурлив и многоводен, полностью оправдывая свое название. Первоначально казаки расселялись по правому берегу ручья, а потом перешли и на левый. Первый дом, по преданию, построил казак Григорий Скидан. На месте, где сейчас располагается здание станичной администрации, до недавнего времени стоял построенный еще в 1838 году дом казака Григория Белого. По предписанию войскового начальства курени полагалось застраивать прямыми и широкими улицами с центральной площадью посередине. В Минском курене центральная площадь была названа Красной, и в 1810 году на ней была построена Христорождественская церковь, самая первая в нашей станице. Из «Справочника по Ставропольской епархии» (1911 год) известно, что была она деревянная, располагала более ста десятинами причтовой земли. В составе причта было два священника, один диакон, два псаломщика (данные на 1893 год). Церковь до наших дней не дожила, была разрушена в числе других станичных церквей в 30-е годы прошлого века. На месте, где сегодня размещается районный музей, было построено саманное здание первого атаманского правления. Напротив, через дорогу - кирпичный дом атамана Кислого. Здание правления в начале двадцатого века было снесено и построено вновь, а дом атамана сохранился до наших дней. Расположенный на пересечении улиц, он выходит сейчас своими фасадами на самые линии улиц и не имеет никакого забора. Но тогда улицы были намного уже, и все дома огораживались обычными для казачьих усадеб высокими дощатыми заборами с плотно закрываемыми воротами. Глухие ворота, как и непременно злые собаки во дворах, были внешним выражением замкнутости старого казачьего быта. Жилые дома возводились, как правило, из самана. И хаты, и хозяйственные постройки имели двускатные или четырехскатные камышовые крыши с большими свесами (стрехой), поддерживаемыми консольными выносами балок. Кровля украшалась гребнем по коньку и ступенчатыми гребешками по ребрам, называемыми остришками, или нарыжниками. Дома с двускатными крышами имели продолговатую форму, с четырехскатными - квадратную, или близкую к квадратной, и назывались круглыми. Обычно дом ставился в углу усадьбы, на некотором расстоянии от забора, таким образом, чтобы окна выходили на солнечную сторону. К северо-восточной, наиболее ветреной, стороне направляли глухую, без окон, стену. Иногда дома придвигались к самой линии улицы. В таком случае к ней обращалась глухая боковая стена. Из старых, еще дореволюционных строений в станице до сих пор используются красивейшее здание бывшего атаманского правления, построенное в 1914 году (сейчас в нем располагаются детская музыкальная школа и районный музей), расположенное рядом с ним здание конюшен для войсковых лошадей (в 30-е годы прошлого века здесь размещался кинотеатр «Комбайн», который в 50-е годы назывался «Колосс», с двумя «с» на конце, а позднее был переименован в «Победу», ныне это здание ДЮСШ), а также жилые дома бывших станичных атаманов Кислого (ныне здание службы социальной защиты), Уса (детсад по улице Петренко), Якименко (паспортно-визовая служба РОВД), купцов Туманова (ныне налоговая инспекция), Бородина (телеателье), Смыслова (административное здание районной больницы), винная лавка Костенко (вневедомственная охрана). Кроме центральной площади - исторического центра Староминской, были в станице и другие площади. На одной из них располагалась Покровская церковь с приделом во имя Николая Чудотворца, построенная в 1886 году. На другой - Пантелеймоновская церковь каменной постройки, воздвигнутая в 1908 году. Еще на одной, Ярмарочной, как свидетельствует кубанский историк В.А.Голубуцкий, ежегодно, 1 марта, проводилась всекубанская ярмарка, на которой производились различные торговые сделки. По этой причине некоторые из краеведов выводят топонимику названия Минского куреня не из Запорожской Сечи, а из факта проведения в нем меновой торговли на Кубани. Версия малоубедительная хотя бы потому, что были в наших краях и более крупные ярмарки. Объективности ради, надо сказать, что Минский курень развивался быстрее, чем соседние курени, и станица Староминская (станицами курени стали называться с 1842 года) изначально была одной из самых больших во всей округе. Однако к началу своего заселения курень мало чем отличался от других куренных селений Черномории, пожалуй, только малочисленностью своего населения. В 1794 году поручиком Миргородским и корнетом Демидовичем была проведена первая в истории нашего края перепись казачьего населения. В целом в сорока куренях Черномории проживало 12645 мужчин и 5526 женщин. В Минском курене поселилось, как уже отмечалось выше, 142 человека, причем численность женщин превышала численность мужчин. Как бы то ни было, а с размещением населения по куреням картина расселения в крае заметно изменилась. Появилось некоторое приспособление поселений к местным условиям. Границы поселенческих районов были вдвинуты вглубь степи. Местами для водворения куреней были избраны большей частью берега и излучины степных речек и степные урочища. При Кубани из сорока куреней было оставлено только восемь: Васюринский, Корсунский, Пластуновский, Динской, Пашковский, Величковский, Тимошевский и Роговский, да и те в значительном удалении от Кубани. Восемь куреней было принято разместить на севере Черномории по реке Ее: Щербиновский, Деревянковский (он оказался впоследствии на Челбасах), Конеловский, Шкуринский, Кисляковский, Екатериновский (а может быть, и не Екатериновский, а Крылевский, и тогда к Екатериновскому куреню надо будет отнести станицу Екатериновку (в народе: Бурлацкую) Щербиновского района), Незамаевкий и Калниболотский. У Кугоеи, при впадении ее в Ею, выпало разместиться Кущевскому куреню, а при Сасыке, другом притоке Еи, Минскому, Уманскому и Переясловскому куреням (Переясловский впоследствии окажется на Большом Бейсуге). Места для Ирклиевского и Брюховецкого куреней были намечены в верховьях речки Албаши (один окажется впоследствии на Правом Бейсужке, другой на Левом Бейсужке). По реке Тихенской выпало разместиться Крыловскому, а по реке Челбасы Леушковскому куреням. На деле Крыливский курень, точно так же, как и Леушковский, разместится на Челбасах. Остальные шестнадцать куреней также разместятся в значительном удалении от Кубани. По Большому Бейсугу было намечено разместить Березанский и Батуринский курени, по Малому Бейсугу - Кореновский и Дадьковский, по реке Кирпили - Платнировский и Сергиевский. В урочище Сачи, в треугольнике между Кубанью, Азовским морем и перечисленными выше куренями, выпало оказаться Поповичевскому и Мышастовскому куреням. К Сухому лиману были отнесены Ивановский, Нижестеблиевский и Вышестеблиевский курени (Вышестеблиевский окажется за сотню верст от места предполагаемого размещения, на Кизилташском лимане, что на Тамани). На Сухую Ангелику придется Полтавский курень. На Курки - Джерелиевский, Каневский и Медведовский (все поменяют свои первоначальные места, некоторые даже дважды). При Широчанском и Новогригорьевском постах выпадет разместиться Титаровскому куреню (где размещались посты, мы не установили, и поэтому будем считать, что курень остался на прежнем своем месте, в самом центре Таманского полуострова). Такое, более или менее целесообразное с точки зрения хозяйственной колонизации края, размещение куреней было результатом предварительного объезда края атаманом Чепегой «со товарищи», однако детального ознакомления с краем произведено не было, и многие курени, как мы видим, пришлось переселять из плавней на более возвышенные места, причем некоторые по нескольку раз. Судя по современной карте большинство куреней (Деревянковский, Переясловский, Ирклиевский, Брюховецкий, Тимошевский, Джерелиевский, Каневский, Медведовский и другие) очутилось потом за десятки и даже сотни верст от мест своего первоначального размещения. Богатые черноморские земли оказались вначале «не в руку казака»: население разорялось, и край плохо обустраивался. И все же казаки получили воистину обетованные земли, отличавшиеся естественными богатствами, разнообразием и обилием угодий. Обширные, а главное, никогда раньше не заселявшиеся, что способствовало повсеместному распространению на новых местах излюбленных форм хозяйствования, привнесенных казаками с прежней своей родины. Результаты не замедлили сказаться. В 1795 году Таврический областной инженер Василий Колчигин получил задание произвести межевание земель в Черномории, представив в Правительствующий Сенат карту Черномории и экономические примечания к ней. К разработке экономических примечаний был привлечен, «по знанию его в экономии», войсковой судья Головатый. По вопросу о хлебопашестве в описании отмечалось, что за Черной Протокой по Кубани, а также при речках Понуре, Кирпилях, Бейсуге и Ее, жители сеют хлеб, причем как яровую, так и озимую пшеницу, рожь, ячмень, овес, гречиху, просо, коноплю и лен и получают вполне приличные урожаи, особенно если выпадают обильные весенние дожди. В рубрике о птицах отмечалось более пятидесяти названий птиц, в обилии водившихся в крае, в том числе фазаны, лебеди, дрофы, перепела. Подробно были описаны породы рыб и цены на рыбу. К примеру, породы красной рыбы - осетр, севрюга, стерлядь - в больших количествах водились не только в Черном и Азовском морях, но и в лиманах, и даже в таких степных речках, как Ея. Белая рыба - судак, тарань и лещ - та и вообще водилась в любых водоемах, куда вода проникала во время весеннего разлива рек. Наряду с рыбопромышленностью казаки занимались охотой на зверя, водили лошадей российских, турецких и татарских заводов, разводили крупный рогатый скот российской, венгерской и волошской породы, охотно занимались разведением овец «русских, татарских и волошских». Однако мы забежали несколько вперед и, поскольку никакая экономика без должного административного обустройства края абсолютно немыслима, вновь обратимся к «Порядку общей пользы» как к первому документу, устанавливавшему порядок такого обустройства. Упразднив Войсковую Раду, составители документа не посмели посягнуть на основы казачьего самоуправления и оставили в целостности институт куренных атаманов. В качестве куренных атаманов, говорилось в документе, должны были избираться наиболее достойные представители казачества, причем ежегодно 29 июля (по старому стилю), в день святых апостолов Петра и Павла, переизбираться, приводимые к присяге на верность должности. Для лучшего управления территорией вся войсковая земля разделялась на пять округов, возглавляемых окружными правлениями, однако как должны были формироваться правления - выборным путем или по назначению - в «Порядке общей пользы» не говорилось, и это создавало предпосылки к самоуправству со стороны Войскового Правительства, которое, как известно, с самоуправлением не имеет ничего общего, хотя и схоже с ним по названию. Первый, Екатеринодарский округ, размещался «при реке Кубани между Козачьим Ерком и Усть-Лабинской крепостью» с центром в городе Екатеринодаре. Второй, Фанагорийский, занимал территорию «от Черного моря до Черного Ерка на Фанагорийском острове, в так называемой Тамани». Третий, Бейсугский, размещался «от Ачуева вверх по Азовскому морю до речки Челбас, с левой стороны течения реки Бейсуга, при устье его». Четвертый, Ейский округ, имел границами реки Челбас и Ею при устье ее (в него входило Минское куренное селение). Пятый, Григорьевский, размещался «при границе от стороны Кавказского наместничества, по размежевании земель, где неспособнее будет». Для управления округами окружным правлениям полагалось по одному полковнику, писарю, есаулу и хорунжему. Каждый округ получал свою печать с гербом. На гербе Екатеринодарского округа изображался казак, «водрузивший ратище в землю и приложа к нему, во место присешек, ружье, держа левою рукой ратище и ружье, а другою приклад, врага стреляющий». На печати Фанагорийского округа изображалась лодка «со всем воинским прибором». На Бейсугской печати - рыба. На Ейской - «козак, на границе единоверных с ружьем на карауле стоящий». На Григорьевской - верховой казак, сидящий на коне при всем воинском приборе. «Исторические записки о Войске Черноморском» и приведенный в них текст «Порядка общей пользы» мы цитируем по публикации в первом номере «Кубанского сборника» (Краснодар, ООО «Книга», 2006 год). Известный до революции не только на Кубани, но и в столице, не говоря уже о южнорусских губерниях и Малороссии (Украине), «Кубанский сборник» издавался вплоть до Октябрьской революции 1917 года и прекратил свое существование в 1916 году. Спустя 90 лет он получил второе свое рождение. Естественно, новое издание «Кубанского сборника» не могло быть простой реставрацией старого, и все же особый интерес в нем, судя по первому тому, вызывают материалы рубрик «Наследие» и «Кубанский архив». Именно в рубрике «Кубанский архив» появилась перепечатка из «Киевской старины» за 1887 год «Исторических записок о Войске Черноморском», богатых фактами и снабженных современным справочным аппаратом и научными комментариями, выполненными заведующим отделом истории Краснодарского Государственного историко-археологического музея-заповедника имени Е.Д.Фелицына Борисом Ефимовичем Фроловым. Поскольку нас интересует любое упоминание о Минском куренном селении, сошлемся под конец опять на «Исторические записки о Войске Черноморском», где говорится о первых сорока куренных селениях Черномории, причем процитируем упоминание о них дословно, так как авторы «Исторических записок» сделали подробную, хотя и весьма своеобразную, привязку их по местности, и это дает возможность с большой долей точности установить места будущих поселений. Расположение куренных селений дано в «Записках» по описи конца 1795 года. К этому времени многие селения уже перебрались со своих изначальных мест поселения на более удобные, более возвышенные места. Тем более, интересно проследить за тем, где были вбиты самые первые колышки. Массовое переселение черноморцев на Кубань сильно взбудоражило местных горцев, послужило началом недружелюбия их к казакам, но даже в условиях нестабильного положения пограничного региона Войсковое Правительство проявляло похвальную заботу о поселении жителей внутри высочайше пожалованной им земли, начав колонизацию незаселенных или слабо заселенных земель Кубани именно со степных регионов. Вот как располагались первые черноморские курени (точнее было бы сказать, как предполагалось их разместить по первоначальному плану). 1) Щербиновское, где учреждено сыскное окружное правление (в 1820 году сыскное начальство будет переведено из Щербиновского куреня в Кущевский - прим.Э.Ш.), при речке Ее, у Черного Броду, где мост чрез реку Ею сделан. 2) Деревянковское, при речке Ее. 3) Минское, при реке Сасыке (колодцы при этом не упоминаются, но они, конечно, подразумеваются - прим.Э.Ш.). 4) Конеловское 5) Шкуринское [оба селения] при речке Ее. 6) Кущовское, при устье речки Кугоейки. 7) Кисляковское 8) Екатериновское 9) Незамаевское [все три селения] при речке Ее. 10) Калниболотское, где [предполагалось разместить] Григорьевское окружное правление, [помещалось ]при речке Ее. 11) Переясловское, при речке Сасыке, при раздорах от границы верст за пятнадцать, кои там разбиты. 12) Уманское, при той же самой речке. 13) Крыловское, при речке Тихонькой, около старой дороги, с левой стороны. (Речка Тихонькая протекает в нынешнем Тихорецком районе, и на ней располагается единственно крупная в этом районе станица Фастовецкая, являющаяся районным центром Тихорецкого сельского района, а станица Крыловская, если, конечно, это о ней идет речь в «Исторических записках», располагается на реке Ее, возможно, поменяв свое прежнее место расположения с Тихонькой на Ею. Но тогда и подавно не надо путать ее с Екатериновкой, навсегда сохранив за нею ее родное название. Екатериновкой же считать не ее, а станицу с таким названием на реке Ее в Щербиновском районе, а заодно исключить из числа старейших черноморских станиц ничем не примечательную станицу Крыловскую Ленинградского, бывшего Уманского, района. Как много, однако, белых пятен содержит история заселения кубанских станиц, и их не уменьшает даже обращение к таким архивным источникам, как «Исторические записки о Войске Черноморском», писавшиеся еще по свежим следам расселения, но содержащие, тем не менее, немало неточностей и даже ошибок - прим.Э.Ш.). 14) Леушковское, при речке Челбасах с правой стороны, пониже той же дороги за две версты. (Как и нынешняя станица Крыловская одноименного Крыловского района, станица Старолеушковская Павловского района расположена у старого почтового тракта на юг, вдоль которого со временем пролегла Владикавказская железная дорога - прим.Э.Ш.). 15) Ирклиевское 16) Брюховецкое [оба куренные селения] при вершине речки Альбаша. При раздорах, на старой дороге, Ирклиевскому с правой, а Брюховецкому с левой стороны (оба куреня окажутся не при месте и будут вскоре переселены, однако мы об этом уже говорили и поэтому впредь повторяться не будем - прим.Э.Ш.). 17) Березанское 18) Батуринское [оба куренные селения] при речке Великом Бейсугу, Березанскому с правой стороны, а Батуринскому с левой; верст 35 от кавказской границы; тут [разместится] Бейсугское окружное правление. 19) Коринивское 20) Дядьковское [оба куренные селения] при речке Малом Бейсугу, Кореновскому с правой, а Дядьковскому с левой стороны, от кавказской границы верст за шесть. 21) Платнировское 22) Сергиевское [обоим куренным селениям предполагалось быть] при речке Кирпилях, Платнировскому с правой, а Сергиевскому с левой стороны, от той же границы верст за восемь. 23) Васюринское 24) Корсунское, сии [куренные селения должны были быть] поселены по-над рекой Кубанью. 25) Пластуновское 26) Динское 27) Пашковское, и сии [три селения должны были быть] поселены по-над рекой Кубанью. 28) Величковское 29) Тимошевское 30) Рогивское (привязка к местности по этим трем куренным селениям в «Исторических записках о Войске Черноморском» отсутствует - прим.Э.Ш.). 31) Поповичивское 32) Мышастовское [оба куренные селения предполагалось разместить] за пять верст до урочища Сачи. 33) Ивановское 34) Нижестеблиевское [эти два куренные селения привязывались] до Сухого Лиману. 35) Полтавское [намечалось размещением] за 15 верст до вершины Сухой Ангелики. Сии [поселения оказались] отодвинуты[ми] от Кубани по причине низменных там мест на возвышенные места. 36) Джерелиевское 37) Каневское 38) Ведмедовское [все три куренные селения предполагалось разместить] в Курках. 39) Титаровское [куренное селение предполагалось разместить] при Новогригорьевском и Широчанском постах. 40) Вышестеблиевское при Сухом лимане. Расселяя казаков по куреням, Войсковое Правительство ввело должность старшего есаула, назначив на нее армии секунд-майора Лукьяна Тиховского. Эта должность была учреждена 14 января 1794 года. Старший войсковой есаул исправлял дела «по пограничности», тогда как была еще должность младшего есаула, который исправлял дела «по внутренности». Мы специально обращаем внимание на все мало-мальски значимые даты того периода, поскольку некоторые краеведы склоняются к тому, что заселение Черномории не было единовременной акцией, началось, не в 1794 году, а позже, и растянулось на несколько лет. По некоторым из куреней так оно и было. Однако большинство куреней расселилось сразу же по обнародованию «Порядка общей пользы», и растягивать этот процесс на несколько лет у нас нет никаких оснований. Выше мы уже отмечали слабую заселенность кубанских земель, которые выпало осваивать первым поселенцам Черномории, а сейчас отметим, что речь идет исключительно о заселенности этих мест оседлым населением, но отнюдь не кочевниками. Еще до предполагаемого устройства казачьих кордонов по рекам Сосыке и Кугоее, а вслед за тем и возникновения в этих местах первых казачьих куреней, по рекам Ея, Сосыка, Албаши, Челбасы, Бейсуги, Кирпили, Понура и по азовским рукавам Кубани, кочевали четыре орды ногайских татар: Едисанская, Едишкульская, Джамбулуцкая и Буджацкая, которые в мае 1771 года, перейдя реку Дон (до этого они кочевали в Бессарабии), самовольно заняли эти степи. Как доносил князю Потемкину назначенный командующим Кавказским корпусом и инспектировавший эти места Александр Васильевич Суворов, орды состояли приблизительно из следующего количества семей. В Едисанской орде, делившейся на два поколения (колена) - правое и левое, насчитывалось около 20000 казанов, или семей (одна ногайская семья насчитывала в среднем пять человек и считалась при одном казане). В Едишкульской орде, состоявшей из четырех колен - Минского (!), Бурлацкого (!), Казшацкого и Каракитайского, насчитывалось 24000 казанов, в Джамбулуцкой - 11000 казанов и в Буджацкой - 700 казанов». Ф.А.Щербина, цитируя донесение А.В.Суворова, называет еще три орды, которые кочевали на правом берегу Кубани, но нас они сейчас не интересуют, зато непременно должно заинтересовать сообщение о Минской колене (роде, поколении) Едишкульской орды: не оно ли дало название нашему куреню? В книге Н.С.Таможникова «В степях порубежных» (Краснодарское книжное издательство, 1978 год; написана в Старощербиновской в 1963-1972 годах) также упоминаются Минское, Бурлацкое и другие поколения Едишкульской орды, которые наиболее охотно последовали призыву А.В.Суворова принять российское подданство, не поддавшись на уговоры непримиримого едишкульского мурзы Муссы «не подчиняться Сувору» и двигаться в Суджук-Кале (нынешний Новороссийск), чтобы уже оттуда перебраться морем опять в Бессарабию. За их строптивость другой «непримиримый» - мурза Едисанской орды Мамбет - называл их даже «шакалами». Мы много спорим о происхождении названия своей станицы, а разгадка, возможно, лежит на поверхности. Вполне естественная трансформация названия Менский в название Минский могла произойти, в частности, и потому, что курень выпало разместить на землях перекочевок Минского поколения Едишкульской орды (такое вот удивительное совпадение). Вот вам и объяснение второго названия станицы Екатериновская Щербиновского района - Бурлацкая, упорно бытующего в народе, хотя официально оно и не прижилось. Кто из нас не слышал голоса вдовьей птицы - чибиса, который, выпорхнув из камышей и повиснув над головами рыболовов, жалостно вопрошает: «Чьи вы? Чьи вы? Чьи вы?» И вправду, чьи мы - дети нашей родной станицы? Чьи? Как бы то ни было, но 38 названий куренных селений, появившихся на карте Черномории после обнародования «Порядка общей пользы», в том числе название Менского куреня, были запорожского происхождения, и только два куреня - Екатерининский и Березанский - были названы в честь победы казаков над турками при взятии Березани. Сохранение запорожских названий было тем более удивительным, что, разгромив в 1775 году Запорожскую Сечь, царское правительство делало все возможное для того, чтобы стереть саму память о запорожской вольнице. Императрица Екатерина Вторая, приказав Потемкину подыскать новое имя для создаваемого им из бывших запорожцев нового казачьего войска, не преминула заметить, что «Сича не оставила о себе в умах приятное прозвание». При этом царица не учла, что, переселившись на Кубань, казаки дадут своим новым куреням старые запорожские названия: Васюринский, Пашковский, Менский, сохранив тем самым память о былом своем бытовании. Некоторые из этих названий, в свою очередь, напоминали о местах, откуда бежали когда-то в Запорожскую Сечь бедовые головы: из Канева, Батурина, Переяславля, Полтавы, Корсуня. Так на Кубани появились Каневская, Батуринская, Переяславская, Полтавская, Корсунская станицы. Возникавшие в ту же пору станицы другой части правобережной Кубани - так называемой Старой Линии - чаще всего получали названия по редутам, на месте которых они устанавливались: Усть-Лабинская, Прочноокопская, Казанская, Тифлисская. А откуда получили свои названия Воронежская, Калужская, Рязанская, Хоперская, Архангельская, Ладожская станицы? Первое, что приходит в голову: от названия мест, из которых пришли сюда поселенцы. В отношении Воронежской и Хоперской станиц это, может, и правильно. Однако трудно себе представить, чтобы Архангельскую станицу заселили переселенцы из Архангельской губернии. Природа названий этих станиц совсем иная. Просто названия русских городов - Ярославль, Смоленск, Саратов, Калуга, Кострома, Пенза и другие - были паролями бывшего кубанского пограничья. Каждому паролю был предусмотрен отзыв - любое существительное, но сам пароль обязательно был названием города. Например, Кострома - пуля, Чернигов - ландыш. Эти пароли передавались по караулам и разъездам. Последовательность и сочетание слов могли меняться, но принцип сочетания пароля и отзыва из года в год оставался неизменным. Любой гонец со срочной депешей, любой командир, проверяющий разъезды, любой разведчик-пластун при встрече с казачьим разъездом должны были назвать в качестве пароля один из городов, чтобы услышав нужный отзыв, двинуться дальше. Эта военная терминология была привычна всем и каждому, от рядового казака до наказного атамана. И когда в 1867 году наказному атаману было предложено переименовать 19 станиц с труднопроизносимыми местными названиями - Нижнефарсская, Псефирская, Габукаевская, Пшишская, Пчасская, Псебедаховская, Псекупская и другие, выбор пал на названия русских городов. По-новому те же самые станицы стали именоваться: Ярославская, Костромская, Рязанская, Черниговская, Суздальская, Троицкая, Саратовская и т.д. Для многих эти названия остались немотивированными, но жители к ним привыкли, и, когда, к примеру, Калужскую было предложено переименовать на кубанский манер, население Калужской этому воспротивилось. В объяснение названий своих станиц жители ссылались на проезжавшего по краю в 1867 году Великого Князя Михаила, который, мол, и даровал им эти названия. Жители Смоленской связывают название своей станицы с памятью о подвиге Смоленска в Отечественную войну 1812 года, и тоже по-своему правы. Как бы то ни было, названия большинства кубанских станиц служат наглядным подтверждением того исторического обстоятельства, что в заселении и освоении нашего края принимала участие вся Россия. Однако какое это увлекательное занятие - разгадывать придуманные когда-то названия. Не зря говорится, что имена - это знаки судьбы. В рубрике «Географический практикум» прочитал в «Российской газете», что корнем названия многих европейских рек является славянское слово, означающее просто реку, воду, и что этим словом названа одна из наших российских рек. Не знаю, как насчет славянского, а по-осетински река называется «дон», отчего все реки в Осетии имеют названия с корнем «дон»: Гизельдон, Садон, Нардон, Ардон, Сонгутдон, Ксандон, Пацадон и т.д. Названия рек и вообще воды - дон, тон, дан, тан, дун, тун - на пороге истории арийских народов встречались по всей Европе, но удержались только в языке Осетии. Кубань, по Птолемею (II в.н.э.), называлась Вардан (пенящаяся река), Днепр - Данапр (река с порогами), Днестр - Данастр (быстрая, легкоструйная река), Дунай, по-латински Данубий, по-немецки Донау, по-осетински Дунейдон - великая река. Ну, и, наконец, наш Дон, он же Тан, Танаис, Танай, Данай. Просто - река. Название воды, реки - дон - было известно еще доисторическому народу, от которого пошло название мифического Эридана, и сохранение его в сегодняшнем осетинском языке вовсе не говорит о том, что когда-то существовала древнейшая осетинская цивилизация, занимавшая всю территорию Европы, Западной Азии и Северной Африки, но доказывает историческую связь арийцев с Кавказом, безусловное отнесение осетин к арийцам. Как, к слову, и черкесов, и абхазов, и чеченцев. Чеченцы получили свое название от русских, сами же они называют себя Нахчи или Нахчии, людьми из страны Нах или Ноах, то есть Ноевой, так как пришли на земли нынешнего своего проживания около IV в.н.э. через Абхазию из местности Нахчиван, с подножий Арарата. Абхазы (афгазы) издревле жили там, где живут и сейчас. Сигизмунд Гербернштейн в своих «Записках о Московитских делах», составленных в 1517-1528 годах, помещал их «около болот Меотиды и Понта» (Азовского и Черного морей) при реке Кубани. Здесь же, по горам, он размещал черкесов. Название черкесы - это не самоназвание, а кличка (по-персидски серкеси - головорез). Многие относят их к тюркам, но это не верно, так как, арийского происхождения, они оставались христианами еще во времена Ивана Грозного и поменяли свой язык и свою веру исключительно в результате экспансии турок. У них арийский профиль и овал лица, а главное - до поразительности схожие с казачьими ухватки и повадки. Это и понятно. Ведь это из наших земель вышли когда-то, будучи еще христианами, пятигорские черкасы, образовавшие вначале донской, а затем и запорожский казачьи субэтносы. А когда, спустя несколько веков, запорожские (черноморские) казаки вновь переселились на Кубань, они охотно переняли у черкесов их одежду и оружие. И не только одежду, но и характер. И не только оружие, но отвагу и удаль. И все же экспансия сделала свое дело, вот почему в томонимике нашего края так много турецких названий. Особенно это касается названий рек. Так, Карасун в переводе с турецкого означает черная вода. Албаши - красная голова. Челбасы - ковш воды. Бейсуг - князева (беева) вода. Сасык, длинный, в сто верст длиной, приток Еи - вонючая вода. Ея по-турецки означает Иван, то есть сами турки признавали ее русской рекой. Правда, у древнегреческого историка Страбона (I в.до н.э. - I в.н.э.) река Ея называлась Большой Ромбит, что означало реку, богатую камбалой. Точно так же реку Бейсуг Страбон называл Малым Ромбитом, то есть опять таки рекой, изобиловавшей камбалой. Факт, указывающий на такое обилие в этих реках воды, что они имели постоянное общение с морем, при котором только и было мыслимо присутствие в степных речках рыбы морской породы. Русской Ею во времена Страбона никто не считал, потому что и Руси тогда еще не было. Но пройдет несколько веков, и сами греки станут называть Черное море Русским морем. Кое-кому из краеведов очень не нравится перевод названия реки Сосыки, как вонючая (точнее: как вода с гнилостным запахом), и появляются на свет версии, одна другой чудней и нелепей. То на полном серьезе выводят Сосыку из нарзанного источника, очевидно, полагая, что нарзан одинаково всем приятен и по вкусу, и по запаху. То, ссылаясь на абхазскую мифологию, ищут корни названия нашей степной речки в именах героев нартского эпоса - Сасрыква, Сосруко, Соска-Солса. Куда только не заводят отдельных краеведов фонетические фантазии. Между тем, слово Сасык настолько распространенное в языках тюркской группы, что только в Казахстане мы насчитали до десятка гидронимов с этим корнем. На пути от Каркаралинска до реки Чу, в самом начале Голодной степи, находится урочище Булак, в котором бьют ключи Сасык-булак («булак», по-казахски, ручей). В нескольких километрах к северу от Акмолинска (нынешняя столица Казахстана) есть озеро Сасык-куль («куль», по-казахски, озеро). Примерно на половине пути между Акмолинском и пикетом Мукан, на старом почтовом тракте (называя эти пункты, я пользуюсь географической картой издания 1903 года) расположен небольшой казахский аул Сасык, где раньше перепрягали лошадей. Его название также идет от названия расположенного рядом соленого озера. Да что там мелкие водоемы, когда даже на огромном по площади Балхаше западная половина озера содержит пресную воду, а восточная - горько-соленую. Рядом расположено озеро Сасык-куль (конечно же, горько-соленое). Еще одно название с этим корнем - Сасык-сор - находим на удалении в тысячу верст, возле Кустаная. Перечисляю названия, которые можно найти на карте. А сколько их - мелких речек и озер, названия которых на картах не помечены? В «Кратком топонимическом словаре» издательства «Мысль» (Москва, 1966 год) читаем: «Сосыка - левый приток Еи в Краснодарском крае. Из тюркского с а с ы к «тухлый, издающий гнилостный запах» (см. также Сасык)». Смотрим Сасык: «название многих озер и рек, а по ним - находящихся на них населенных пунктов: озеро Сасык в Крыму, озеро Сасык в Одесской области, озеро Сасык-коль в Казахстане, озеро Сасык-коль в Астраханской области, железнодорожная станция Сасык на реке Сосыке в Краснодарском крае». И опять все тот же перевод: «В южных языках тюркской группы с а с ы к гнилой, издающий гнилостный запах». В словаре приводятся названия наиболее крупных географических объектов, к каким Сосыку, конечно, не отнесешь, а также топонимы, происхождение которых представляется спорным. По топониму «сасык» расхождений в его прочтении не наблюдается, и он приводится исключительно в силу широкого распространения этого названия: сасык - дурно пахнущая вода. Но разве оттого, что вода дурно пахнет, мы меньше любим речку нашего детства? До чего же интересно прослеживать судьбу топонима, особенно если в силу неизвестных нам причин он видоизменился. Некоторые из краеведов, исходя исключительно из одинакового звучания, выводят название нашей станицы от города Минска. И находят, как ни странно, себе сторонников. Много лет тому назад историк средней школы № 9 Павел Иванович Петренко обращался по этому поводу в Государственную публичную библиотеку имени М.Е.Щедрина и получил ответ за подписями тогдашних сотрудников библиотеки - заведующей справочно-библиографическим отделом П.С.Богомоловой и библиографа С.В.Калашник, которые склонялись к тому, что свое название Минский курень получил...по городу Минску. Они ссылались при этом на автора «Краткого топонимического словаря Белоруссии» В.А.Жужкевича (Минск, издательство БГУ, 1974 год), который, в свою очередь, утверждал, что бытовавшее в прошлом предположение о связи названия «Минск» с глаголом «менять» является несостоятельным. С этим трудно, в общем-то, не согласиться, тем более что и Минск не всегда был Минском и называется в ряде русских летописей Менеском. Однако нас интересует не название города, а название куреня в Запорожской Сечи, от которого пролегла прямая дорога к Менскому (Минскому) куреню на Кубани. И здесь нас автор словаря просто удивляет, воедино связывая весьма разнотипные названия - город Минск в Белоруссии, город Минск-Мазовецкий в Польше и поселок городского типа Мена на Украине и всем, без исключения, отказывая в связи со словом «мена», с глаголом «менять». Поселок Мена на Украине расположен на речке с таким же названием, и, поскольку гидроним всегда древнее названия населенного пункта, впору рассматривать природу гидронима, а не топонима. А с гидронимом, надеемся, как раз все ясно. Все ясно, нам кажется, и с названием казачьего поселения Мена в Запорожье - прародины первых реестровых казаков Минского куреня на Кубани. Сведения о Мене можно найти в древнейших запорожских исторических хрониках. Вот в «памятках давнього часу» промелькнуло имя менского князя Урустая. Достоверно известно, что был он из татар. Не от него ли пошли князья Глинские, что владели соседственным Мене Хоробором? Те самые Глинские, в жилах которых текла татарская (мамайская) кровь и в роду которых суждено будет появиться Государю всея Руси Иоанну Грозному? Мы скрупулезно выискиваем любое упоминание о Менском курене в любом из известных нам печатных источников и поэтому никак не можем обойти своим вниманием сообщение о слободе Глиной в ее связи с интересующим нас куренем, приведенном в томе 3-ем Сборника исторических материалов И.И.Дмитренко, на которые ссылается в своей «Истории Кубанского казачьего войска» Ф.А.Щербина, хотя оно и носит весьма курьезный характер. Речь идет о том, что с казака Менского куреня Федора Кваши за воровство невода в слободе Глиной было взыскано 20 рублей. Случилась это «событие» 28 февраля 1792 года, ровно за полгода до начала массового переселения черноморцев на Кубань. Первая партия переселенцев, как известно, прибыла на Тамань 25 августа 1792 года. О переселении на новые земли была наслышана вся округа. Ну что, спрашивается, стоило казаку удержаться от дурного поступка? Подобного рода архивные документы очень красочно, а главное, с беспощадной прямотой, описывают быт и нравы наших далеких предков. Мы уже приводили архивный список старшин, а также рядовых казаков Менского (Минского) куреня «от бывшаго Запорожья», в числе первых прибывших на новые земли. Среди многих фамилий, которые и сегодня у всех на слуху, обратим внимание на фамилию Горб. Был такой казак - умелый артиллерист в казачьем войске. Храбрый был казак, да только пил не в меру. Однажды так запил, что Антон Головатый, которому подчинялась артиллерия, принял решение отстранить его от службы. Такое наказание было для казака смерти подобно, и он долго валялся в ногах у Войскового судьи, пока тот не приказал ему «дать подписку». Так увидела свет подписка следующего содержания: «Дана сия от меня нижеподписавшемуся господину сего войска Войсковому Судье армии полковнику и разных орденов кавалеру Антону Андреевичу Головатому в том, что если я от сего впредь иметь буду пьянственное обращение или употреблятиму сильные какие напитки и оные за мною замечены будут и изобличенным явлюсь, то подвергаю себя за то преступление оштрафованию, каково будет заблагорассуждено его высоким благородием. В чем подписуюсь Горб». И еще одна выписка из 3-го тома Сборника исторических материалов И.И.Дмитренко. Относится она к 1788 году, когда до переселения казаков на Кубань было еще несколько лет, и свидетельствует о том, что и в Слободзее курени были поставлены по военному образцу. В частности, Менский курень, в числе Величковского, Тимошевского, Мышастовского, Поповического и Переясловского куреней, находился под командой полковника от секунд-майора Ивана Сухины. В помощниках полковника были есаул Иван Чабан, хорунжий Грицько Горб и писарь Василий Танский. И вновь вернемся на берега речки Мены. Самой природой им было определено быть границей между Русью и Диким полем, местом обмена пленными между русскими и кочевниками, а затем и торга, когда обменивали уже не людей, а предметы труда и быта. Именно это определило судьбу казачьего поселения в Запорожье. А когда уже в иное время, в начале 20 века, и совсем в другом месте, рядом со станицей Староминской, пролегли сразу две железные дороги - от Ейска через Староминскую до станции Сосыка и от Кущевской через Староминскую на Тимашевскую, а оттуда на Екатеринодар, и станица стала крупным железнодорожным центром, северными воротами Кубани, это вдохнуло в нее новые силы для развития. Корень «мена», как известно, имеет одинаковое значение, что в русском, что в украинском языках. На вопросе строительства железнодорожных путей сообщения на Кубани следует остановиться особо. Нужно отметить, что практически с самого начала создания железных дорог в России (первая половина девятнадцатого века) остро обозначился вопрос, кто может более эффективно строить и эксплуатировать железные дороги: государство или частные лица? В разные периоды брала верх та или иная точка зрения, а в 80-е - 90-е годы девятнадцатого века инициатива прочно перешла к государству, что сопровождалось выкупом многих частных дорог в казну. Это не коснулось частной Владикавказской железной дороги, которая первой объявила о своем желании строить железнодорожную ветку от Ейска на Кущевку. Со своей заявкой владикавказцы не справились, и тогда было принято решение создать для строительства Ейской ветки специальное акционерное общество, а заодно изменить направление ветки, проложив ее не на Кущевку, а до станции Сосыка Влидикавказской железной дороги. Это направление позволяло обеспечить вывоз зерновых грузов наиболее крупных станиц Ейского отдела, в том числе Староминской, по более короткому пути. В составлении акционерного капитала приняли участие общества станиц Старощербиновской, Староминской, Уманской, Павловской и хутора Сосыкского, выделившие на его создание суммы от 75 до 100 тысяч рублей. Для получения таких сумм станичным обществам пришлось прибегнуть к получению войсковых займов, часть выделяемых сумм была обеспечена безвозмездным отчуждением необходимой для строительства железной дороги земли. Кроме того, за отчуждаемую землю станицам полагались акции создаваемого акционерного общества. Строительство линии Сосыка-Ейск, протяженностью 135 верст, велось воистину ударными темпами, и уже 11 июля 1911 года по ней пошли регулярные поезда. Вслед за этим был осуществлен еще более амбициозный проект строительства Черноморско-Кубанской железной дороги от Кущевской через Староминскую до Тимашевской и далее на Екатеринодар. Сооружение дороги, названной в народе «казачьей», характеризовалось еще большим привлечением денежных средств станичных обществ, которые внесли для составления акционерного капитала более 1,5 миллиона рублей. Район действия дороги охватывал около 50 населенных пунктов с населением в 500 тысяч человек. Уже в 1913 году началась временная эксплуатация отдельных участков новой железной дороги. Правильное движение по всем линиям Черноморки открылось 11 сентября 1916 года. Ко времени открытия регулярного движения Черноморско-Кубанская железная дорога стала основным перевозчиком хлебных грузов в регионе. Между тем, правление новой дороги строило все новые амбициозные планы, в частности, по прокладке железнодорожной линии Канеловская - Донецкий бассейн. Если бы не начавшаяся вскоре гражданская война, нет никаких сомнений в том, что эти планы были бы осуществлены. Порукой тому было бурное развитие экономики региона, которое было связано с развитием сети железных дорог. Но началось оно задолго до начала первых инженерных изысканий под будущую железную дорогу. Впрочем, мы не идеализируем положение дел на Кубани, тем более в своей станице, до прихода сюда сети железных дорог, которое отличалось и известной патриархальной отсталостью, и замкнутостью казачьего быта. К примеру, в 1861 году в станице Староминской насчитывалось всего лишь 700 дворов с населением 4856 человек. Был питейный дом, но не было ни одной школы (первая начальная школа с одним учителем и 85 учениками открылась в 1863 году). Было много лавок и духанов, но мало внимания уделялось благоустройству. Мощенных улиц не было, а при нашем жирном черноземе это означало, что летом жители задыхались от пыли, а весной и осенью вязли в грязи. В 1869 году было принято Положение о поземельном устройстве станиц, и станичные юрты обрели более или менее устойчивые границы. Растянутая на несколько километров, станица Староминская занимала большую площадь и делилась на отдельные края, или концы, имевшие в народе свои названия. К примеру, северная околица станицы называлась Довгаливка (от слова «долгая», «довгая»), южная - Черноморка (по названию прошедшей рядом со станицей железной дороги). Впрочем, название околицы, как и проложенной рядом с ней железной дороги, появятся много позже, а пока...А пока пройдемся по станице начала двадцатого века, как ее рисует писатель-эмигрант Федор Кубанский (Федор Иванович Горб) в своей книге «На привольных степях кубанских», изданной в городе Патерсон, штат Нью-Джерси, США, в 1955 году. Утопающая в густой кипени садов, она была похожа на огромный фруктовый сад, и если бы не голубые маковки белых церквей, распознать в ней сегодняшнюю станицу было бы совершенно невозможно. Впрочем, мы пройдемся по станице не летом, а зимой, когда молодые казаки призывались на действительную службу. Надо ли говорить, что проводы на службу не были для них ординарным событием. Призывников благословляли почтенные родители. Отец вешал на шею сыну шнурок с маленьким серебряным образком и, преисполненный гордости, в полной парадной форме, вел коня своего сына за повод к станичному правлению, где их встречали атаман, его помощники, писарь, представители сборного пункта полкового округа, что размещался в соседней Уманской, придирчиво осматривавшие снаряжение молодого казака. Вокруг толпились провожатые. После осмотра все шли к Христорождественской церкви, что располагалась на Красной площади. У главных ворот церковной ограды стоял большой квадратный стол с иконой Покрова Пресвятой Богородицы. Под открытым небом служился молебен. Призывники по одному подходили к кресту, и священник окроплял каждого святой водой. Отныне они находились под покровом своей небесной заступницы. С молебна на Красной площади казаки вновь возвращались во двор атаманского правления, где тут же начинали строиться к походному маршу. На тротуаре, у заборов, группами стояли молодые парубки и девчата. Парубки восторженно выкрикивали имена знакомых конников, девчата махали им разноцветными платочками. Казаки выезжали за станицу. Верст через пять переезжали через греблю Дурноцапку, и до них доносился первый удар большого церковного колокола. Все снимали шапки и крестились. Церковный звон означал, что скоро в церковной ограде начнут святить воду (проводы на службу приходились на «Голодну кутю» - Крещенский сочельник), но для новобранцев он олицетворялся с началом службы. В армию казаки уходили при полной казачьей амуниции и на своих лошадях. Сзади седла, по бокам коня, висели кожаные мешки - переметные сумы, а к задней луке седла при помощи узких ремней - тороков - привязывались саква с овсом для лошади и небольшой сундучок, в котором хранились личные вещи казака и святой образок, отцово «благословение». Сверху саквы приторачивалась свернутая в трубку шинель (или бурка). Служба казака была нелегкая, но почетная, и если кто-то не попадал на службу по болезни или в силу каких-то физических недочетов, это воспринималось как личная трагедия. В отличие от Запорожской Сечи, где казакам запрещалось создавать свои семьи, в Черномории в основу народного быта было положено, напротив, семейное начало, и на новые земли казаки переселились с женами и детьми, хотя были, конечно, и бездомовные одиночки, которые обзавелись семьями уже на месте. Служба, какой бы длительной она не была, когда-нибудь все равно заканчивалась, и казаки возвращались домой к мирной жизни. Если на службе первейшей обязанностью казака была защита Отечества, то в мирной жизни такой обязанностью было растить детей и хлеб. Об этой стороне казачьей жизни, связанной с мирным бытованием казаков, можно получить более или менее наглядное представление по имеющимся в музее архивным материалам детальной ревизии состояния населенных пунктов Ейского отдела, в том числе станиц Староминская и Канеловская, произведенной в июне 1903 года атаманом Ейского отдела полковником Александром Яковлевичем Кухаренко. Нам представляется символичным, что речь идет о прямом потомке наказного атамана Черноморского казачьего войска, и, чтобы завершить начатый выше рассказ об одном из авторов первой печатной истории Черноморского войска - «Исторических заметок о Войске Черноморском», обратимся к последним дням жизни Якова Герасимовича Кухаренко. В середине сентября 1862 года генерал Кухаренко выехал по делам службы в город Ставрополь. Передвигался он без конвоя, в сопровождении одного только своего зятя капитана Иогансона и вестового казака, что было в то время совсем не безопасно. В одиннадцать часов ночи между станицами Казанской и Кавказской, по старой кордонной линии, путники неожиданно подверглись нападению партии абадзехов. Генерал попробовал защищаться при помощи револьвера, но уже на первом выстреле револьвер дал осечку, а при втором взводе курка неприятельская пуля раздробила генералу кисть. Генерал обнажил шашку, но силы были явно не равные. Кухаренко с зятем были взяты в плен, а казак изрублен на куски. Больной и израненный генерал умер на седьмой день плена, после чего его безжизненное тело было перевезено в Екатеринодар и предано земле через 11 дней после смерти. Так закончил свой жизненный путь боевой атаман, первый летописец истории черноморских казаков Яков Герасимович Кухаренко. Прошло сорок лет, и облик Черномории до неузнаваемости изменился. Рассмотрим это хотя бы на примере машинизации сельского хозяйства Кубанской области, степень которой наглядно характеризует пришедший в эти края прогресс. По данным журнала «Вестник Финансов» № 21 за 1897 год, использованным В.И.Лениным в его работе «Развитие капитализма в России», число паровых молотилок в Кубанской области в конце девятнадцатого века превышало тысячу единиц и даже в небольших хозяйствах нередко можно было видеть по пять и более молотилок с локомобилями. За 2-3 года предприниматель имел полную возможность окупить затраты на приобретение молотилки стоимостью пять тысяч рублей и приобрести взамен новую. Приобретение паровых молотилок, таким образом, получило промышленный характер. В 1902 году атаманом Ейского отдела был избран сын Якова Герасимовича Кухаренко, полковник Александр Яковлевич Кухаренко, всецело посвятивший себя общественному служению во благо казачеству. Он многое делал для развития экономики региона и, как рачительный хозяин, строго следил за порядком в станицах вверенного ему отдела. Итогом проведенной им в 1903 году плановой ревизии стал его ревизионный обзор населенных пунктов Ейского отдела, отпечатанный в том же году в типографии Чага в городе Ейске. Нас, естественно, в первую очередь интересуют материалы ревизии по своей станице. Циркуляром от 12 июня 1903 года все содержавшиеся в обзоре указания предписывалось принять к сведению и неуклонному исполнению. По счастью, больших недочетов во время ревизии выявлено не было, и замечаний последовало немного. Все они были, на наш взгляд, легко устранимыми. Начинался обзор с характеристики принадлежавшего станичному обществу общественного имущества. За давностью лет саманные постройки не сохранились, но количество их, а главное, их назначение, говорили сами за себя. По состоянию на первую половину 1903 года, общественные постройки в станице включали в себя саманные здания станичного правления и казарм для зимних занятий казаков, заседаний станичного сбора, помещение для содержания лиц, выселявшихся из станицы по приговору суда, саманные помещения для аптеки и для станичного и почетного судов, две конюшни с жилыми саманными помещениями, с ледником, с дощатым над ним сараем и колодцем, пожарное депо с деревянным сараем при нем и каланчей, женское училище, располагавшееся во дворе мужского училища (четыре саманных здания с жилыми помещениями на подворье мужского училища), саманный дом, сдававшийся в аренду около торговых лавок, два ледника и два колодца при нем, три деревянных хлебных магазина с одной сторожкой при них, две сторожки около общественных рощ, сарай для лошадей, заболевших сапом, скотобойня, восемь колодцев общего пользования в разных местах в станице и за станицей, деревянная сторожка для казаков, несущих полицейскую службу на базаре, такая же сторожка на ярмарочной площади, кирпичный завод с жилым домом при нем, сараем для топки, тремя кирпичными горнами, двумя сараями для складирования производимого кирпича и двумя колодцами для питьевых и технических нужд. Много это или мало, судить не будем. По сравнению с сегодняшним днем, естественно, мало. Однако с той поры минул целый век, более того, сменилось несколько эпох, и нас, конечно же, должны интересовать сравнения ни с тем, что стало после, а, прежде всего, с тем, что было прежде. Начнем с того, что ныне существующего здания станичной управы, красивейшего здания, которое и сегодня является визитной карточкой нашей станицы, в начале века еще не было, а на его месте располагалось старое саманное здание станичного правления, находившееся, как отмечалось в материалах ревизии, в неухоженном виде. Нужно было содержать его более рачительно, чтобы здание имело опрятный вид, и это требование было записано в акте ревизии, что называется, красной строкой. Больших затрат это, наверное, не требовало. Пожарный обоз в станице, как следовало из материалов ревизии, состоял из 3-х огнегасительных машин, пяти бочонков, одной лестницы, шести багров, 2-х грабель, 4-х брезентов и 5-ти лошадей. Обоз содержался в исправности. На ремонт обоза в 1902 году было израсходовано 42 рубля. Довольствие для лошадей доставлялось жителями натурой, и недостатка в довольствии отмечено не было. Для обывательской почты обществом содержалось 17 лошадей, две тачанки, два рессорных тарантаса, два тарантаса без рессор, шесть саней, одна рессорная линейка, одни дроги и 5 ямщиков. Ямщики получали в год по 120 рублей жалованья. В прошлом (1902) году, отмечалось в акте ревизии, на покупку новых экипажей, сбруи и ремонт старой упряжи было израсходовано 716 рублей 80 копеек. В текущем (1903) году на покупку сбруи пошло 108 рублей 35 копеек. Сено и зерновой фураж для нужд почты жителями доставлялись натурой. Недостатка в их обеспечении не наблюдалось. В магазинах станицы имелось 2739 четвертей озимого и 2047 четвертей ярового хлеба. Хлебной недоимки отмечено не было. Станичное общество, отмечалось в акте, располагало пятью общественными жеребцами и семью матками, от которых были получены в 1903 году в качестве приплода один жеребчик и одна лошичка. Из приплода от общественных жеребцов 16 лошадей находилось в строю у казаков. Из числа жеребцов один был подарен Староминскому обществу Деркульским Государственным конным заводом, а четыре приобретены покупкой у конезаводчика Пеховского по цене от 310 до 500 рублей за каждую голову. Из общего числа маток три были подарены обществу Государственным конным заводом, одна куплена за 150 рублей, три получены от приплода общественных кобылиц. Во многих документах той поры упоминаются станичные народные рощи. Вот и в акте ревизии зафиксировано наличие в станице двух общественных рощ, посаженных еще в 1893 году на площади в 22,5 десятины. В разное время, включая, естественно, и текущий (1903) год, рощи засаживались разными породами деревьев, в том числе и фруктовыми. Дохода, тем не менее, они не приносили, так как служили, прежде всего, для отдыха. За последние три года на их разведение было израсходовано 60 рублей. Садовник обществом не нанимался, и в части зарплаты в смете на содержание зеленых насаждений шла экономия средств. Следует особо отметить, что именно в ту пору в Кубанской области активно внедрялись в жизнь формы общественного самоуправления, и многие функции, в частности функции садоустроителей, выполнялись в казачьих станицах, как правило, на общественных началах. В станице насчитывалось 27 мостов и две гати. При ремонте мостов и гатей все земляные работы выполнялись нарядом жителей, а деревянные - на общественные средства. В среднем на ремонт мостов ежегодно расходовалось 200 рублей. В 1902 году под общественной запашкой находилось 58 десятин земли, было получено 822 четверти хлеба. 245 четвертей было продано за 1139 рублей 12 копеек, а остальной хлеб был засыпан в магазины. Посев, уборка и молотьба хлеба производились наемными рабочими по раскладке на счет будущих получателей. В 1903 году общественная запашка была произведена уже на 100 десятинах, то есть увеличилась за год практически вдвое. Главным образом - за счет введения в оборот так называемых неудобий. На подъеме было медицинское обслуживание населения. В станице имелась станичная аптека с амбулаторией. Помимо станичной, была открыта также так называемая вольная (частная) аптека. Для общественной аптеки обществом приобретались медикаменты за счет общественных средств. За отчетное время, отмечалось в акте ревизии, аптека получила лекарств на 496 рублей 47 копеек. Неимущие иногородние, как ни странно это может показаться, пользовались медикаментами бесплатно. Весьма похвально, отмечалось в акте ревизии, что помимо фельдшера, общество содержало еще и врача с окладом содержания 600 рублей в год. Жалованье фельдшера составляло 300 рублей в год. Медикаментами и услугами врача и фельдшера за отчетное время воспользовались 1289 душ войскового сословия и 109 душ иногородних. Это было выше среднеотдельского показателя оказания медицинских услуг на душу населения. В 1903 году в станице работало три оспопрививателя. Зарплаты они не получали, работая на общественных началах. Ко дню ревизии прививку от оспы получили в общей сложности 290 детей. Эта остро заразная болезнь зачастую носила эпидемический характер, и боролись с нею, что называется, всем миром. К примеру, Староминское ссудо-сберегательное товарищество ежегодно отчисляло на борьбу с эпидемией оспы из своих доходов до 5 процентов общей прибыли. В станице имелось два училища, работавшие за счет средств общественной казны. Одно из них было 2-х классное, другое - одно классное. Помещались училища в типовых общественных зданиях. Учительский персонал 2-х классного училища состоял из 7 учителей, 2 законоучителей, учителя пения и инструктора, преподающего гимнастику. Персонал женского училища состоял из одной учительницы и одного законоучителя. На содержание 2-х классного училища обществом расходовались следующие суммы: на зарплату учителям уходило 2150 рублей, на жалованье законоучителям 205 рублей, учителю пения платили 100 рублей и инструктору по гимнастике 60 рублей. На библиотеку и учебные пособия тратилось в год 100 рублей, на письменные и учебные принадлежности 465 рублей, канцелярские расходы составляли 25 рублей за год. На содержание одноклассного женского училища средств расходовалось, естественно, меньше. На жалованье законоучителю шло 60 рублей, на библиотеку и предметы рукоделия 40 рублей, на учебные и письменные принадлежности 100 рублей. Учительница получала зарплату от дирекции народных училищ. В перечисленных училищах училось 386 мальчиков и 62 девочки. В их числе было трое детей дворян, пятеро детей лиц духовного звания, 437 детей войскового сословия, трое из семей иногородних. Кроме двоих учителей, проживавших на частных квартирах, все остальные проживали в служебных общественных зданиях. Не имеющим квартир общество отпускало так называемые квартирные деньги по 75 рублей в год на человека. На ремонт училищных зданий в 1902 году было израсходовано 200 рублей, с начала 1903 года - 41 рубль 53 копейки (основные ремонтные работы предполагались по окончании учебного года). Все училищные здания отапливались и освещались на средства общества. Топливо для училищ и учительских квартир отпускалось натурой по мере надобности, на освещение учительских квартир выдавались деньги: для учителей 2-х классного училища 108 рублей в год, для учителей одно классного училища 18 рублей в год. Прислуга учителям, в том числе и учительнице, назначалась по наряду. Так же по наряду назначались сторожа для охраны училищ в ночное время. За обучение детей казаков в училищах казачьего общества плата не бралась. С иногородних она взималась в весьма умеренном размере. Учеба ребенка в 2-х классном училище обходилась для семьи в 18 рублей, в одно классном - 15 рублей в год. Кроме министерских училищ, в станице действовали также одна церковно-приходская школа и одно начальное училище, открытое для иногородних. Церковно-приходская школа помещалась в церковном здании и содержалась на церковные средства. Начальное училище содержалось на средства, отпускаемые из дирекции народных училищ. На учебные пособия церковно-приходской школы общество выделяло собственное пособие в размере 100 рублей. Обучались в этих учебных заведениях 98 мальчиков и 20 девочек. В станице имелся базар с правом продажи крупного рогатого скота. Продавалось от 5 до 8 голов скота в каждый базарный день. Имелось также 47 разных торговых лавок. За занимаемые ими места общество получало в год 1359 рублей дохода. Торговый оборот за 1902 год составил в общей сложности 577.871 рубль. Ежегодно в установленные сроки осуществлялась обязательная разверстка общественной повинности между жителями. Имелась такая разверстка и на день отдельской ревизии. Отклонений в выполнении общественных нарядов отмечено не было. Люди понимали мотивированность тех или иных заданий и выполняли их неукоснительно, выделяя для этих целей и живую, и тягловую силу. В 1902 году, отмечалось в акте ревизии, обществом было получено доходов в сумме 39577 рублей 28 копеек. Расходование общественных средств составило 28331 рубль 22 копейки. Сумма доходов неизменно превышала сумму расходов, и на день ревизии сумма общественных средств составляла 46364 рубля 62 копейки. За полгода, отмечалось в акте ревизии, было выпущено 590 так называемых обывательских почтовых троек. Из них 69 почтовых троек «за прогоны», остальные «без прогонов» (надо полагать, бесплатно). В общей сумме общественных средств за жителями числилось 357 рублей 89 копеек долга. Недоимки «посаженной платы» составляли 429 рублей 11 копеек. Применялись принудительные меры взимания долга, однако случаев продажи имущества недоимщиков не наблюдалось. Нравы были строгие, но справедливые: на улицу за недоимку никого не выбрасывали, в долговую яму никого не сажали. В станице действовали две церкви - Христорождественская 1810 года постройки и Святопокровская с приделом во имя Николая Чудотворца, построенная в 1886 году. Обе были деревянные. Святопокровская церковь имела красивую железную ограду. Обе церкви были застрахованы на общую сумму в 45.000 рублей. Ежегодный страховой взнос составлял 290 рублей 48 копеек. Так же были застрахованы все остальные общественные здания. Сумма страховки составляла 8840 рублей. Ежегодный страховой взнос составлял 10 процентов от общей суммы страховки и равнялся 88 рублям 40 копейкам. Церковный притч состоял из трех священников, одного дьякона и трех псаломщиков. Причту был отведен земельный участок в 238 десятин. Величина участка не изменялась и, видимо, священнослужителей устраивала. Всего в станице насчитывалось 12570 душ войскового сословия и 3186 душ иногородних. С начала 1903 года имели место четыре семейных раздела земли. Размер паевого надела составлял 14 десятин. В пользовании жителей имелось 10570 голов лошадей, 2680 голов быков, 10050 голов коров и гулевого скота, 8030 голов овец и коз, 5710 голов свиней. Жители занимались преимущественно хлебопашеством, и скотоводство год от года терпело убытки. Причина плачевного состояния животноводства заключалась в отсутствии пастбищных мест и в больших падежах скота, которые убивали у жителей всякую охоту заниматься скотоводством. Как уже отмечалось выше, в станице имелся общественный кирпичный завод, однако дохода он не приносил, так как весь выпускаемый кирпич, за исключением расходуемого на общественные надобности, не продавался, а хранился для постройки нового храма. Строительство новой каменной церкви в станице Староминской начнется спустя три года, в 1906 году, а еще через три года пройдет ее освящение. Разместится церковь Святого Пантелеймона на месте будущего маслосырзавода. Впрочем, до появления в станице собственного сыродельного производства понадобится еще почти полвека, когда от церкви-красавицы и фундамента не останется. А спустя столетие, то есть уже в нынешнее время, мы лишимся и своего сыродельного производства. Собственным его сегодня уже не назовешь, так как ЗАО «Сыродел» стало собственностью пришлых инвесторов. Таковы гримасы нашего времени, а гримасы они и есть гримасы, то есть во все времена выражают собой не что иное, как уродство. В акте ревизии отмечалось наличие на складах кирпичного завода и на строительной площадке будущей Пантелеймоновской церкви 254000 штук обоженного, или, как тогда говорилось, «выжженного», кирпича. Мы не знаем, сколько кирпича пошло в общей сложности на строительство Пантелеймоновской церкви, но знаем, что на строительстве нового Свято-Покровского храма, ведущемся в станице в наши дни, израсходовано уже более 500 тысяч штук, а конца строительству еще не видно. И то сказать, не весь кирпич идет в тело церкви Христовой. Более десяти лет строится в Староминской новый храм. За это время и священники в церкви не раз поменялись, а богоугодное дело все стопорится. Может, потому и стопорится, что каждому новому священнику требуются свои хоромы. Двухэтажный жилой дом для последнего по счету святого отца появился в станице в считанное время, но на строительстве храма время, как известно, не меряно. Как и кирпич - тоже. И снова обратимся к анализируемому нами документу. Общественных земледельческих орудий, отмечалось в ревизионном обзоре, на начало века в станице не было, однако жители имели в личном пользовании 13 паровых и 11 конных молотилок, 179 сеялок, 266 конных грабель, 7 сортировок, 1410 веялок, 2 сенокосилки, 802 жатки (жатвенные машины), 1310 букарей, 1423 немецких плуга. Хорошей воды в станице было мало, однако было несколько криниц с доброй водой, и в самой станице и близ ее, прежде всего, это известная на всю округу криница Шавлача в шестом квартале (сейчас это территория Староминского детского дома). Криница до наших дней не дожила, но в народе ее помнят. Родники, которые ее питали, служили людям долго и иссякли не по своей прихоти. Родник он одного корня со словом родина, и он не терпит бесхозного к себе отношения. Несмотря на удовлетворительное состояние пожарного обоза и проводимые в станице меры по профилактике возгораний, отмечалось в ревизионном обзоре, один пожар все же случился, произошел он из-за неосторожного обращения с огнем и принес 380 рублей убытку. Случаев убийств и грабежей в станице не было, но кражи, к сожалению, наблюдались. Так, в 1903 году было украдено 16 лошадей на сумму 860 рублей и прочего имущества на 37 рублей. Часть вещей удалось найти. Женщина-воровка была задержана. Ревизия зафиксировала наличие в обороте 52138 рублей так называемых сиротских денег. Деньги большей частью раздавались в рост. За целевым расходование опекунских средств был установлен контроль, и в 1902 году была обнаружена растрата опекунских денег в сумме 353 рубля 95 копеек. Допустил растрату опекун (в рукописной копии ревизионного обзора фамилия растратчика записана неразборчиво). По факту растраты было возбуждено в мировом суде уголовное дело. Решением суда виновный в растрате от опекунства был отстранен, деньги с него предполагалось взыскать до 1 сентября 1903 года, сдать их на имя сирот в сберкассу. Ревизией было установлено, что не все рассматриваемые в станичном правлении дела своевременно представляются на утверждение атаману. Так, на день проверки не были утверждены решения за номером 24 от 13 марта 1903 года об отводе планового места для устройства мельницы казаку Шипитько, за номером 39 от 10 апреля того же года об аренде места под лавку Петренко, за номером 42 от 26 марта 1902 года об отводе плановых мест под мельницы Баеву, Мальцеву, Алексееву и другие. В акте ревизии отмечалось, что иногородних в станице проживает намного больше, чем записывается их по книгам учета, однако паспортов заявляется мало, и станичные власти ситуацию эту не отслеживают. Необходимо проверить всех иногородних на предмет наличия у них паспортов, занести всех в книги учета, а не имеющих паспортов привлечь к ответственности. Настоять, чтобы домовладельцы своевременно доводили до сведения станичного правления обо всех прибывающих к ним квартирантах. Отмеченные недостатки, в основном, имели место в 1902 году, когда писарем в Староминском правлении был некто Бережной. Делопроизводство он вел весьма неудовлетворительно, и на этот участок работы предлагалось обратить пристальное внимание. Ревизионный обзор был составлен в 1903 году, и для сравнения нелишне было бы привести статистические данные по Староминской за другие годы. Но вначале мы остановимся на общем положении со станичным самоуправлением. Осуществлялось оно станичным сходом, с функциями согласно положению об административном управлении в Кубанской области от 1870 года; станичным атаманом, избиравшимся сходом станицы на три года, пользовавшимся по должности правами хорунжего с жалованьем от 150 до 1000 рублей в год; станичным правлением в составе станичного атамана, двух его помощников, казначея и не менее 3-х доверенных станичного общества; станичным судом, ежегодно избираемым станичным сходом в количестве 4-х - 12-х судей. Власть со своими обязанностями, в общем-то, справлялась, но главное - она была демократичной, доступной для критики и совершенно не коррумпированной. Честность и порядочность были главными мерилами нравственности и прививались человеку с мололетства, впитывались с молоком матери. Вместе с тем, проблем, конечно, хватало. Господствующая система юртового общинного землепользования была в принципе прогрессивной, но положение дел с ее внедрением в жизнь было более чем тревожное, так как удобной для пользования земли катастрофически не хватало. Большая часть земли находилась под выгонами, сенокосами и в залежах, и только малая часть земли распахивалась. В разных станицах соотношение земель сельскохозяйственного и несельскохозяйственного назначения, то есть пахотных и непахотных, было различное, но повсеместно наблюдался дисбаланс в пользу непахотных земель. Особенно - в Староминском юрте. В 1879 году в Староминской насчитывалось 5 дворянских, 84 иногородних и 857 урядничьих и казачьих дворов. Число казачьих дворов, имеющих рабочих волов, составляло 804, остальные казаки волов не держали. Наибольшее количество волов, 8 пар, имел один двор, по 7 пар волов имели два двора, по 6 пар - шесть дворов, по 5 пар - 23 двора, по четыре - 11 дворов, по три - 158 дворов, по две - 292 двора, по одной паре волов держали 210 дворов. Таким образом, малоимущих в части тягловой рабочей силы было в станице немного. Выше мы говорили об устаревших мерах веса. Сложные и громоздкие, они были не удобны в употреблении и вскоре были заменены на меры метрической системы. Однако в истории метрологии и стандартов они остались, и поэтому мы считаем необходимым привести характерные для той поры меры сыпучих тел. Прежде всего, данные касательно такой меры, как четверть. Четверть была наиболее распространенной, но не самой большой мерой веса. Самой большой был ласт, который равнялся 12 четвертям. В свою очередь, одна четверть равнялась двум осминам по четыре четверика каждая. Один четверик равнялся восьми гарнцам. Один гарнц - тридцати частям. Таким образом, в одной четверти содержалось 1920 частей. При загрузке судов зерном меры имели несколько иную градацию и зависели от рода зерна. Так, один ласт равнялся шестнадцати четвертям ржи, пшеницы, ячменя или масляных семечек. Но овес развешивался в кулях, и для овса один ласт составлял 20 кулей. Вообще же по закону один ласт равнялся 123 пудам и 26 фунтам. В торговле было принято считать, что в одной четверти содержится 9,5 пуда пшеницы, 6,25 пуда ржи, 7,25 пуда ячменя, 6 пудов овса. Понятно, что в обиходе пользование этими мерами создавало известные трудности и требовало популярных разъяснений с помощью разного рода справочников. Мы приводим данные по Кубанской справочной книжке за 1891 год. Содержались ли они в справочных книжках за другие годы, неизвестно. Существует расхожее мнение о примитивном состоянии на ту пору народного образования на Кубани, которое можно признать состоятельным только с обязательной оговоркой: положение на глазах менялось к лучшему. К примеру, до 1881 года в Староминской действовало единственное одно классное училище для детей казаков с трехгодичным сроком обучения. Созданное по образцу одно классного сельского училища системы Министерства народного образования, оно существовало на средства станичного казачьего общества и имело типовое помещение, сохранившееся, кстати, до наших дней. Пройдет немногим больше двадцати лет, и в Староминской появятся типовое женское училище, целый комплекс корпусов 2-х классного училища с пяти годичным сроком обучения, начнут открываться школы и училища, построенные для общественных нужд непосредственно казаками. Так, директором-попечителем первого 2-х классного училища в Староминской был казак Алексей Алексеевич Шамрай, построивший для учебных целей целый комплекс зданий, два из которых действуют до сих пор. В здании, построенном для общественных нужд казаком Шавлачем, была открыта первая в станице мужская гимназия системы Министерства народного образования, а еще два построенных им здания использовались для школьных нужд уже в советское время. Так же в советское время использовались для школьных нужд здания, построенные казаками Петренко, Галушко, Кривоносом и Старченко, станичными атаманами Сергеем Климовичем Дмитренко и Емельяном Ивановичем Усом. Некоторые из этих зданий дожили да наших дней. Приведем сохранившиеся в архивах статистические данные по станице Староминской за 1909, 1913 и 1914 годы. Это были предвоенные (имеется в виду первая мировая война) и предреволюционные (имеется в виду Октябрьская революция) годы, и при сравнительном анализе приведенные данные дают определенное представление о динамике развития станицы, а вместе с ней и всего нашего региона. Вот данные по Староминской за 1909 год: Всего населения - 20480 человек, в том числе: а) коренных жителей казачьего сословия - 15376 человек, в т.ч. мужчин - 7687 человек, женщин - 7689 человек; б) иногородних - 5103 человека, в т.ч. мужчин - 2640 человек, женщин - 2463 человека. Всего дворов - 2237, в том числе: дворов коренных жителей - 2020, дворов иногородних - 217. Всего земли в десятинах - 55686 десятин, в том числе: а) пахоты - 45710 десятин, б) сенокоса - 1500 десятин, в) выпасов - 1210 десятин, г) лесов, садов, кустарников - 25 десятин, д) плавней, болот - 2500 десятин, е) иных угодий - 4741 десятина. Административных и других учреждений: одно станичное правление, одно ссудо-сберегательное товарищество, одно почтовое отделение. (Кубанский календарь на 1910 год, стр.360-361). Сведения того же порядка по Староминской за 1913 год: Всего населения - 24834 человека, в том числе: а) коренных жителей казачьего сословия - 17314 человек, в т.ч. мужчин - 8658 человек, женщин - 8656 человек; б) иногородних - 7520 человек, в т.ч. мужчин - 4051 человек, женщин - 3469 человек. Всего дворов - 2928, в том числе: дворов коренных жителей - 2740, дворов иногородних - 188. Всего земли в десятинах - 56760 десятин, в том числе: а) пахоты - 49060 десятин, б) сенокоса - 649 десятин, в) выпасов - 320 десятин, г) лесов, садов, кустарников - 50 десятин, д) плавней, болот - 180 десятин, е) иных угодий - 6507 десятина. Число паевых наделов - 4419. Административных и других учреждений: одно станичное правление, одно ссудо-сберегательное товарищество, одно почтовое отделение, одно 2-хклассное училище, четыре одноклассных училища, три церковно-приходских школы, три церкви. (Кубанский календарь на 1914 год, стр.560-561). И наконец, данные по Староминской за 1914 год: Всего населения - 24729 человек, в том числе: а) коренных жителей казачьего сословия - 18246 человек, в т.ч. мужчин - 8848 человек,женщин - 9396 человек; б) иногородних - 7383 человека, в т.ч. мужчин - 4288 человек, женщин - 3195 человек. Всего дворов - 3400, в том числе: дворов коренных жителей - 3197, дворов иногородних - 203. Всего земли в десятинах - 56760 десятин, в том числе: а) пахоты - 49752 десятины, б) сенокоса - 1010 десятин, в) выпасов - 620 десятин, г) лесов, садов, кустарников - 50 десятин, д) плавней, болот - 180 десятин, е) иных угодий - 4148 десятин. Административных и других учреждений: одно станичное правление, одно ссудо-сберегательное товарищество, одна почтово-телеграфная контора, одна мужская гимназия, два 2-хклассных училища, четыре одноклассных училища, три церковно-приходских школы, три церкви. (Кубанский календарь на 1916 год, стр.542-543). Начавшаяся война с Германией, вошедшая в мировую историю как Первая мировая, в советскую историю - как первая мировая и империалистическая, а в казачью историю - как Великая, принесла с собой известные тяготы военного лихолетья, но существенно привычного уклада жизни станицы не нарушила. В 1914 году было завершено начатое двумя годами раньше строительство представительного кирпичного здания станичной управы. Перед нами - копия акта номер 4 от 13 июня 1914 года о выплате подрядчику Николаю Коряжнину 9.000 рублей за произведенные работы по постройке здания управления. Работу принял инженер Г.Милованов. Акт утвердил атаман станицы Емельян Иванович Ус. И еще одна, представляющая определенный интерес, справка того периода. Население станицы Староминской, помимо натуральной повинности по ремонту дорог и мостов, понесло в 1914 году дополнительные расходы в сумме 2277 рублей 58 копеек. Именно столько стоила война землякам-староминчанам, не считая безвозвратных потерь в войсках. Впрочем, это был первый, далеко не самый трудный для нас, период войны, когда Россия имела на фронтах несомненные боевые успехи. Главные трудности придут позднее, а с ними и полное разложение армии, и раскол в среде казачества, и обманные, демагогические посулы красных, и неспособность белых противостоять ложной в своей основе коммунистической идее. Однако нас сейчас интересует не перспектива, а ретроспектива, то есть исключительно взгляд назад, в далекое прошлое и давно пережитое. И снова вернемся в начало двадцатого века, чтобы, взяв его за точку отсчета биографии своей станицы, неспешно пройтись по ее десятилетиям, как по мраморным ступенькам парадной лестницы музея, дойдя, таким образом, хотя бы до середины века. Как много вместила в себя за это короткое, в общем-то, время история старейшей и такой типичной для Кубани станицы, как наша Староминская. Зима первого года нового, двадцатого, века началась для нашей станицы очень рано: уже с 24 ноября 1900 года Сосыка и Ея встали, покрылись льдом, однако последовавшее за этим резкое потепление привело к их вскрытию, и далее зима, как отмечалось в сельскохозяйственном обзоре за 1901 год, «...отличалась умеренностью и сыростью» и сменилась ранней и очень теплой весной, какой не наблюдалось с 1857 года. Впрочем, такие вёсны для наших мест исключительно редки. Иногда даже зимой идет дождь и наступает оттепель, но приходит весна и ударяют вдруг морозы, да такие крепкие, что уничтожают на полях всходы, а в садах цветы и даже зародившиеся фрукты. Об одном из таких погодных «сюрпризов» рассказал в своем очерке в Кубанском сборнике за 1883 год К.Н.Черный, припомнивший как 8 мая 1876 года у жителей станицы Староминской замерзло сразу 1517 овец. Однако природа наша от Бога, и поэтому сетовать на нее не приходится. Согласимся, что край у нас, в общем-то, благодатный. Считается, что страны, расположенные на 45 градусе северной или южной широты - линии, которая делит половину земного шара, от полюса до экватора, не две равные части, имеют очень выгодное положение, предполагающее наличие умеренного климата, богатых почв, разнообразных флоры и фауны. Если правильно утверждение, что архитектура и строительство выражают степень экономического благоденствия населения, то начало века для Староминской было отмечено высокими темпами экономического подъема, который не замедлила даже русско-японская война. К 1903 году были введены в строй действующих три корпуса так называемой школы Шамрая (ныне СШ номер 2), к 1906 году - здание будущей народной гимназии. В 1907 году в строй действующих вступила построенная казаком Ионом Ивонским кирпичная газомоторная мельница, корпус жернового помола которой действует до сих пор. В 1909 году была освящена Пантелеймоновская церковь кирпичной постройки, разрушенная вместе с двумя другими церквами, Святопокровской и Христорождественской, большевиками. 10-е годы. В станице продолжается интенсивное строительство социальных объектов - комплекса кирпичных лавок на Базарной площади, ряда новых учебных заведений министерства народного образования. В 1914 году вводится в эксплуатацию красивейшее двухэтажное здание атаманского станичного правления (ныне - детская музыкальная школа и районный народный музей - своего рода визитная карточка нашей станицы). Вводятся в действие железнодорожные ветки из Ейска до станции Сосыка через Староминскую и от Кущевской через Староминскую до Тимашевской и далее на Екатеринодар. 20-е годы. Октябрьская революция 17-го года привела к расколу общества на красных и белых, к кровопролитной братоубийственной гражданской войне, длившейся на Кубани до 20-го года включительно. Окончательно советская власть в Староминской установилась только в марте 1920 года. В 1924 году в крае вводится современное территориально-административное деление, и Староминская становится центром одноименного района, самого крупного в составе Донского округа, к которому в то время относились Ейский, Щербиновский, Староминский и Кущевский районы. В Староминский район входили Староминсий, Албашский, Елисаветовский, Отрадовский, Новодеревянковский, Канеловский, Новоясенский, Новоминской и Царь-Дарский сельские советы. Пройдет какое-то время, и районы начнут разукрупняться. В Староминском районе останется только два сельских совета: Староминский и Новоясенский. И в дальнейшем район будет то укрупняться, то разукрупняться, пока однажды вообще не исчезнет с карты Краснодарского края. Наконец, снова будет воссоздан в сегодняшних своих границах. На этот раз, надеемся, навсегда. 30-е годы. На Кубани, как и по всей стране, форсированными темпами осуществляется насильственная коллективизация, первые итоги которой даже впечатляют. Начинается эра гигантомании. Всю территорию района в нынешних его границах занимают всего лишь два колхоза - «Ленинский шлях» (Староминский кут) и «Комбинат» (Канеловский кут). Будучи совершенно неуправляемыми, колхозы-гиганты вскоре распадутся, и в результате возникнет большинство ныне действующих колхозов (в том числе колхозы «Красное знамя», имени Чапаева и другие). 40-е годы. Тяжелейшим испытанием на прочность советского строя стала Великая Отечественная война советского народа с немецко-фашистскими захватчиками. Прочность строй выдержал, однако, какой ценой? На жертвенный алтарь Победы были положены жизни более 27 миллионов советских людей, в том числе почти полумиллиона кубанцев, в том числе более 6-ти тысяч староминчан. Вечная слава героическим сынам Кубани! ...Мы могли бы дойти по ступеням истории прямо в сегодняшнее наше время, да только есть ли в этом большой резон, если все равно мы попадем в совершенно другую эпоху и в совсем другое государство. Анализируя вышеприведенные данные, без труда понимаешь, что такое естественный ход событий, или эволюционный путь развития общества. Именно таким путем шла наша страна, а вместе со всей страной и наша Кубань, в начале века, и было так до поры, пока не нашлись сумасбродные головы, которые в угоду своим непомерным амбициям решили уничтожить установившийся на земле миропорядок и ввергнуть мир в хаос. Говорят, из хаоса возникает новый порядок. Может, и так. Но это - промысел Бога, а не человека. Э.А. Широкобородов. Староминская. Июль 2007 года. http://www.shirokoborodov.ru/prose/minsky-kuren

Куренное (станичное) и хуторское управление в Черномории

Об организации власти и управления в Черноморском казачьем войске уже говорилось в данной работе. Теперь остановимся на вопросе о куренном, хуторском управлении в конце XVIII - первой половине XIX веков.

Низшей военно-административной единицей на Кубани являлся курень. До конца 1793 года черноморские селения подчинялись кордонным начальникам. Занятые охраной пограничной линии по реке Кубани, они не вникали в дела казачьих сел. В жалобах черноморцев говорилось, что кордонные начальники «разными видами их угнетают и тем приводят к разорению» .

20 ноября 1793 года специальным «Ордером» кошевого атамана Захария Чепеги войсковые чиновники освобождались от командования сельскими территориями и определялся порядок выборности на их место куренных атаманов из среды казачьего общества. «Порядок общей пользы» узаконил избрание сельского главы «из достойных людей» куреня сроком на один год. Ежегодно 29 июня в день святых апостолов Петра и Павла происходили перевыборы атамана и приведение его к присяге.

Таким образом, исходя из вышеуказанного документа, на Кубани допускалось самоуправление только в выборе куренного атамана - низшей ступени казачьей администрации. Последние должны были «безотлучно пребывать» в своем селении, и «по нарядам начальства на службу казаков чинить немедленное выставление». Также в их обязанность входило разбирать «голословно» ссоры и драки между членами сельского общества, примирять их, «доставлять обидимой стороне справедливое удовольствие». Важные преступления атаман представлял «под законное суждение войсковому правительству». Следовательно, станичные начальники, осуществляя мобилизационные и другие военно-административные распоряжения войсковой администрации, также являлись судьями и исполнителями своих решений по отношению к казакам подведомственного куреня. Черноморское правительство поддерживало авторитет сельского главы, обязывая даже «старшин без должности, какого бы ранга ни были», повиноваться ему.

После смерти 3. Чепеги приказом царя на должность войскового атамана был назначен Т.Т. Котляревский, который 18 декабря 1798 года разработал инструкцию по выборам сельских глав, где говорилось, что куренным (сельским) атаманом мог стать «вежливый, расторопный, разумеющий страх божий, страх государев...» старшина или казак. Перевыборы проходили 1 января, когда должно было явиться «все общество того селения». При большом количестве отсутствующих казаков такое собрание не проводилось, а переносилось на другой срок. Не явившимся селянам грозило наказание. После проведения выборов куренной атаман писал ордер на имя войскового атамана, где указывалась фамилия и имя нового избранника и прилагались списки казаков и старшин, которые выразили согласие и несогласие при выборе кандидатуры сельского головы. Нередко на таких собраниях вспыхивали ссоры, как, например, 1 января 1799 года в Васюринском курене казак Прокоп Орлянский, будучи «наполнен неудовольствиями за какие-то обиды, разными противными толкованиями о выборе атамана развратил многих казаков его послушавших, удалился с круга...», а когда он вернулся то «ругал предыдущих атаманов». Такой же случай произошел в 1799 году и в Переясловском курене, когда казак Савва Дрок «не согласился подписаться» в ордере о назначении атамана. Войсковая администрация во главе с Т. Котляревским предлагала наказывать «зломыслящих» общинников, проявлявших плохое поведение: грубость, запугивание, сквернословие, подкуп на сельских собраниях. В рапорте капитана окружного Екатеринодарского правления Чистофата от 29 января 1799 года говорилось о подкупе жителей селения Джерелиевского, которым были разосланы письма следующего содержания: «...что буди, кто подпишется, то будут их селения разорять и жечь», а сверх того, находящийся там священник М. Дубицкий «...внушает им (казакам-И.Б.), дабы никто нареченных выборах не подписывался...». Все приведенные факты говорят нам о том, что выборы играли важную роль в жизни простых черноморцев, которые, может быть, не всегда в корректной форме выражали свое мнение и тем самым боролись за свои права в управлении селом. Так, на место умершего атамана Калниболотского куреня на собрании станичного общества в 1799 году был выбран «благонадежный» казак Степан Бернацкий «без ведома окружного правления», когда последнее захотело повлиять на результаты голосования, то встретило упорное сопротивление со стороны сельчан.

Положение черноморцев как воинского сословия и пограничного населения определяло большую роль атамана в общественно-экономической жизни куреня. В его руках находилось регулирование порядка прохождения службы и отработки всех повинностей, что открывало возможности для злоупотреблений. В 1797 году поступило прошение Васюринского общества о переизбрании куренного атамана старшины Ивана Тарановского, который не только растратил сельское имущество, но, «сверх того, по какому он умыслу берет с казаков взятки и от службы защищает, то же и в войсковых тягостях чрез чего они сносят в селении живущие немалое отягощение». Надо отметить, что подобные случаи не единичны, и такое положение существовало и в последующие десятилетия. Злоупотребления представителей низших органов власти поддерживались высшей администрацией. В 1821 году генерал А.П. Ермолов в письме князю П.М. Волконскому, начальнику штаба е.и.в. писал, что «...повинности между казаками распределяются неуровнительно, наряды казаков на кордонную службу проводятся помимо очереди, казаки, имевшие сильную руку в куренном управлении, находятся дома, занимаясь хозяйством...». Были случаи, когда сельская администрация принимала беглых людей, приписывала их к куреню, а на самом деле они работали на хуторе атамана батраками или оказывали ему другие услуги.

Видя все эти нарушения, простые казаки старались с ними бороться, сообщали о них в высшие инстанции, переизбирали показавших себя с нечестной стороны администраторов на станичных сборах. Такая активная позиция сельского общества (некоторые исследователи сравнивают ее. с грубым или плохим поведением последних) во многом сокращала число злоупотреблений, и в то же время позволяла сохранить принцип выборности, который, по мнению Ф. Щербины, «ограждал казаков от всех зол». Эта привилегия, являвшаяся основной в обычном праве, сложилась в первые годы пребывания товарищества на Кубани и продолжала действовать в течение всего периода существования Черноморского войска.

В начале царствования Александра I военно-административная единица - курень, упразднялась. Функции местных руководителей делились между тремя начальниками: сельским, куренным атаманом и смотрителем. В их задачу входило регулирование порядка отбывания службы, несения повинностей казаков, наблюдение за экономическим состоянием станиц и так далее. Управление сельской местностью на Кубани строилось на тех же принципах, что и для государственных крестьян.

Из документов, хранящихся в архиве Комитета министров Российского государственного исторического архива, где приводятся списки куренных атаманов за 1802 год указывается, что из сорока станичных глав, только семь чиновников занимали этот пост. Таким образом, в общинной среде большим уважением и доверием товарищества пользовались «благомыслящие» личности из простых «братьев-казаков», а не из войсковых старшин, проживавших на территории села. Причем такая картина прослеживается вплоть до 1842 года.

В 1821 году был подготовлен проект «Правил для куренных управлений, по которому сельский глава избирался «по балатированию» обществом станиц и «какого бы звания не был» являлся «хозяином в курене». В его обязанности входило: наблюдение за порядком вверенного ему населенного пункта; справедливое рассмотрение жалоб; соблюдение очередности и честности при назначении нарядов на службу казаков; немедленное выполнение вышестоящих указов; неусыпное наблюдение за беглыми и дезертирами; содержание в надлежащем виде станичной казны. В помощь атаману назначались судьи, которых тоже избирало сельское общество. В их компетенцию входил разбор, вместе с атаманом дел о всевозможных нарушениях общественного порядка на основании законов, но «не принимая на себя права выше предоставленной власти». Рассматриваемое исковое заявление не должно было превышать 25 рублей, если сумма указывалась больше, то дело передавалось в земское начальство. На сельском сборе также предполагалось избирать писаря, которому необходимо было содержать в порядке всю станичную документацию, вести строгий учет поступающих приказов и исходящих бумаг.

Таким образом, проект «Правила куренных управлений» определял сферу деятельности каждого члена сельского правления. Из них видно, насколько большая роль отводилась станичному атаману, который сосредоточивал в своих руках неограниченную власть. В связи с этим приобретали важность сельские сборы, на которых проводились выборы главы и его помощников из казачьей среды населенного пункта, так как именно от их мнения зависело их же собственное благополучие. Существование такой модели управления на уровне сельской администрации позволило бы с полным правом говорить о сохранении демократических традиций в среде черноморцев, после принятия выше рассмотренного документа.

Положение от 26 апреля 1827 года, утвержденное Николаем I, преобразовывало станичное правление. Теперь вместо сельского и куренного атаманов вводился один куренной, который ежегодно 1 января переизбирался из трех кандидатур «почетных казаков или чиновников, уволенных с военной службы», на общем собрании станичного общества. Выбранный претендент подлежал утверждению войсковой канцелярией. Представителю земского управления необходимо было присутствовать на сборе для наблюдения за соблюдением процедуры выборов. В помощь атаману таким же образом назначались двое судей и писарь. Положение оговаривало возможность продления властных полномочий куренной верхушки, «если они удовлетворяли общество», но только при проведении собрания казаков. Закон определял отчетность сельского атамана перед земским начальством о расходовании и поступлении станичных сумм, состоянии куреня и так далее. По окончании года или при передаче должности в другие руки депутатами, выбранными из куренного общества, проверялась вся работа атамана. О найденных неточностях или злоупотреблениях необходимо было докладывать земскому начальству.

Особое внимание в «Положении» уделялось сельскому суду. Последнему разрешалось на основе норм обычного права разбирать маловажные преступления: легкие побои, оскорбления, драки, ссоры, вольную отлучку из села, иск, по которым не превышал 50 рублей. Наказания, присужденные нарушителям, могли быть следующими: штраф до 5 рублей, содержание под арестом не более 7 дней, осуждение на трехдневные общественные работы, порка плетьми не превышающая 50 ударов. Недовольные решением куренного суда могли в четырехнедельный срок принести жалобу в сыскное начальство. Такие случаи были редкостью, так как окончательный приговор вышестоящего судебного органа из-за большого количества скопившихся там нерешенных дел приходилось ждать годами. Так, казак Соколовский, «уворовавший двух лошадей у азовского мещанина Кузнецова, содержался более года под стражей», не имея на руках судебного заключения. Зато станичные судьи (в основном это были «почетные старики») с большим трепетом относились к своей работе. У них даже сложилась поговорка: «Лучше десяти виновных освободить, нежели одного невиновного истязать».

Таким образом, данное «Положение» упорядочило систему управления селом, создало возможность альтернативного выбора, при этом существовала реальная возможность занять пост атамана одному из членов казачьего общества. Вводимая система отчетности сельского главы перед жителями куреня подтверждала понимание центральным правительством важности и необходимости существующей там системы самоуправления. Заслуживает особого внимания и реформа судебных органов, которая разрешала, хотя и за маловажные проступки, наказывать провинившихся на основе норм обычного права, получивших распространение в черноморской среде.

На практике введенные перемены в местном управлении оказались «противными благосостоянии войска», поэтому 28 июня 1828 года были приняты новые правила «сообразные с обязанностию куренных атаманов».

Первый параграф этого документа рассматривал полномочия сельского главы. Он должен был наблюдать за порядком, рассматривать жалобы жителей станицы, составлять списки казаков для несения военной службы. Помимо этого на него возлагались полицейские функции: каждый месяц объезжать подведомственные ему территории и следить «чтобы не было передержательства беглым дезертирам и безписьменновидным людям». В этом атаману помогали специально выбранные люди. Обо всех нарушениях необходимо было сообщать начальству.

Второй параграф правил рассматривал обязанности куренных судей. Они являлись главными помощниками атамана в решении спорных процессуальных вопросов, фиксировали ход судебного заседания в специальных журналах. В их юрисдикцию входили дела, иск по которым не превышал 25 рублей. Белее серьезные преступления рассматривало земское начальство.

Согласно четвертому параграфу правил в сельской администрации вводилась новая избирательная должность - десятских «чтобы через них всякое местное управление могло действовать и открывать все происшествия и беспорядки» . Десятские должны были докладывать атаману обо всех происшествиях в курене, следить за чистотой и опрятностью домов станичников и соблюдение ими общественного порядка. Кроме этого в правилах перечислялись обязанности станичных правлений в целом: составление списков и нарядов казаков на службу, контроль за повинностями общинников по Войску, внутренней службой, куренной службой, подготовкой к службе малолетних, распространением хлебопашества, сенокошением, распределением станичных доходов.

Вышеуказанные перемены не повлияли на улучшение экономического положения казаков. Последние продолжали испытывать нужду. В 1830 году граф Н.Ф. Паскевич отмечал, что простые черноморцы в большинстве своем отличались «непомерной бедностью... многие из них не имели ни хлеба, ни одежды...». Причиной этого являлись «злоупотребления и взяточничество» некоторых представителей сельской администрации. Когда началась работа комиссии по составлению нового закона об управлении на Кубани в 1832 году, председатель ее генерал-майор Шипов обращался с просьбой к войсковому атаману Н.С. Заводовскому по проблеме помощи в сборе сведений о состоянии жизни в куренях. Членов комитета особо интересовали вопросы, касающиеся: управления селом, внутренней службы черноморцев, куренных должностях, распределения жалованья, доходов и расходов станиц, дарованных казакам привилегиях. В результате была обнаружена масса нарушений закона, выражавшихся в несправедливом распределении на службу малолеток, фальсификации списков слабых по состоянию здоровья казаков, так как это давало возможность получить отставку от службы. Комитет получал множество жалоб черноморцев на чиновников. Так, жители Батуринского куреня, «будучи окружены хуторами чиновников, которые выгоняют скот на хлебные и степные луга», не имели возможности кормить свою живность, часто ее вообще убивали. Они обращались в комиссию, ища защиты, так как их просьбы куренному правительству и сыскному начальству оказывались безрезультатными. Казак Новокорсунского куреня Андрей Клюшник жаловался на есаула Черного за побои. Житель Новотитаровского сельского округа Иван Печерица сообщал о том, что куренной атаман Вереця, взяв у него седло «объявил, что оно воровское», потом вызвал его и сына Фому в правление, где допрашивал и продержал три дня, требуя с обоих по 20 рублей». Таких примеров можно привести много. Представители войсковой администрации часто нарушали даже центральные постановления. Вопреки дарованных черноморцам привилегий на беспошлинную торговлю, взимали денежные суммы за вывозимые мед, рыбу, шкуры и другое.

Во многом такое поведение кубанской верхушки объяснялось низким годовым жалованьем, присылаемым из Москвы. Например, в 1850 году наказной атаман получал две тысячи рублей, тогда как гражданский губернатор шесть тысяч. Зарплата же хорунжего (71 руб. 55 коп.) не позволяла последнему приобрести даже военный мундир, стоимость которого превышала 150 руб. В записке генерала Хомутова 18 апреля 1835 года о состоянии Черноморского войска, причиной низкого жизненного уровня в казачьей среде выдвигалась проблема постоянного отсутствия мужского населения (которое, как известно, являлось основной рабочей силой) из-за несения военной службы. Тогда как «всемилостивейше было даровано» после «годичной полевой службы» назначать два года «отдыха» черноморцам в своем населенном пункте, где последний мог заниматься своими житейскими обязанностями. Но это постановление, заключал генерал, по разным причинам «в сем войске никогда не исполнялось».

Рассмотрев вышеуказанные проблемы, в 1842 году членами комитета было разработано новое Положение о Черноморском войске, исходя из которого местную исполнительную власть составляли станичные правления, заключавшие в себя военную и гражданскую части. В компетенцию этого учреждения входили: полиция, опека бедных, отправление повинностей, суд, сельские сборы, хозяйственные вопросы. Станицам предоставлялось право избирать «из среды себя» атамана, двух судей, заседателей в уголовный и гражданский окружные суды, а также в сыскные начальства, сроком на три года. Утверждались выбранные кандидатуры наказным атаманом. Сельское правление состояло из атамана, двух судей и писаря. Если куренной голова не имел официального звания, то на время исполнения данной должности он получал чин хорунжего. Всему населению станицы наказывалось «беспрекословно» выполнять распоряжения местного правительства.

Круг обязанностей сельских сборов определялся согласно «Положению об управлении войска Донского» (1835год). Исходя из него, последнему разрешалось судить и наказывать членов общества за маловажные проступки. Руководствуясь параграфом 115 «отдельных правил к наказу гражданского управления», станичные собрания должны были заниматься тем, чтобы «общественная собственность... оставалась неприкосновенною; польза общая... предпочитаема частной; все обыватели довольствовались выгодами уравнительно...; не был упущен из виду источник, могущий приносить станице доход; меры взыскательности служили к неослабному сохранению и утверждению древних обычаев...». В этом документе также говорилось о соблюдении основ нравственности в семьях, уважении к старшим, помощи немощным и сиротам, отказе от укрывательства беглых и бродяг. Собственно, вопросы, подлежащие обсуждению на сельских сборах, можно было разделить на две категории. Такие, как «распоряжения по земельному довольствию, назначение опекунов, определение меры телесного наказания...», решались не менее двумя третями голосов всех жителей населенного пункта. А разборы ссор, драк, буйства, непослушания старших, злоупотребления спиртными напитками могли производиться и при неполных сборах.

Исходя из «Положения...» 1842 года, станичным правлениям определялась и судебная власть. В компетенцию сельских правлений входило рассмотрение дел «не заключающих в себе важного преступления» иск, по которым не превышал 50 рублей. После решение, вынесенное станичным правлением, передавалось на суд общественности, которое, в свою очередь, «проверив обстоятельства дела, или соглашалось с мнением атамана и судей, или полагало свое решение».

Таким образом, функции станичного суда распределялись между сельским правлением и собранием общинников. Причем первые выполняли работу предварительной следственной власти, а последние - высшей судебной инстанции.

Разработанное на Кубани с учетом особенностей здешней жизни «Положение...» отразило многие аспекты традиционного казачьего уклада. Увеличивалась компетенция станичного сбора, которому поручалось выносить окончательное решение по многим вопросам хозяйственной жизни села, производить выборы правления, куда входили лучшие представители сельской общины, и депутатов для заседания в окружных судах, сыскных начальствах, где они являлись защитниками интересов рядового казачества. Большие права получал и станичный суд, кроме которого, согласно обычаям, оставался суд посредников или третейский.

Таким образом, законопроект 1842 года официально закреплял существование общинного самоуправления в станицах и хуторах Черноморского войска. Этому свидетельствует следующий факт. 16 сентября 1848 года и.о. наказного атамана генерал-майор Г.А. Рашпиль, дал станичным правлениям циркулярное предписание о перевыборах сельской администрации в связи с окончанием трехлетнего срока ее полномочий. В этом документе он требовал соблюдения процедуры проведения выборов, и описывал станичный сбор в Новонижестеблиевской, где при выборе сельского головы, общество разделилось на две группы: чиновники и казаки. Победа осталась за последними, хотя поступали требования об отмене результатов голосования. Этот пример подтверждает наш вывод о том, что желание простого народа, их выбор оставался решающим в любом споре, и они готовы были его защищать и отстаивать свою позицию перед вышестоящими инстанциями. В 1853 году изменился порядок управления в станичных обществах на основании закона о гражданском управлении войска Донского, где по иному строилась работа сельских сборов.

Рассмотрев вопрос, касающийся самоуправления станиц и хуторов Черноморского войска в XVIII - первой половине XIX веков отмечаем, что многие элементы демократического уклада жизни, заложенные еще в период существования Запорожской Сечи, были сохранены на Кубани. Это подтверждается следующими фактами:

выборностью станичного правительства из казачьей среды путем открытого общинного голосования;

деятельностью сбора (в разные времена назывался по-разному: рада, круг, сход, собрание...), где населением решались важнейшие вопросы жизни станиц;

наличием суда в котором на основе норм обычного

права (рамки допустимости, применения которых оговаривались правительственными распоряжениями) проходили правовые операции, хотя и по «маловажным» преступлениям;

4) присутствием депутатов (они также избирались на станичных сборах) на заседаниях окружных судов и сыскных начальств, что давало последним право защищать в них интересы казачьего общества;

5) существованием дарованных черноморцам прав и привилегий на землю (в пределах границ Войска), свободным передвижением по территории Кубани, пользованием ее недрами (рыбная ловля, охота, добыча соли (в более позднее время - нефти)), беспошлинной торговлей с жителями российских губерний и закубанских народов.

В заключении главы необходимо отметить, что с конца XVIII в. По 1860 год в системе управления Войском проводились преобразования, во многом соответствовавшие интересам царского правительства и чиновничьего аппарата Черномории. Эти изменения были тесно связаны с внутренней и внешней политикой центральных властей, видевших в лице казачества орудие для достижения своих целей (укрепление позиций на Северном Кавказе, Причерноморье и в Закавказье). Основную опору в решении этих вопросов правительство возлагало на представителей старшинской верхушки казачества, которые «за преданную службу» получали офицерские армейские чины, ключевые посты в управлении Войском, пожизненные земельные владения, различные привилегии. Элементы самоуправления, заложенные еще в период существования Запорожской Сечи, продолжали существовать на уровне станиц. Они выражались в выборности местной администрации из казаков населенного пункта, деятельности народного собрания, суда, существованием определенных государством прав и привилегий.